Красные партизаны на востоке России 1918–1922. Девиации, анархия и террор

Другой выступавший на том же заседании губоргбюро заявил: «…среди партизан много шкурников, но есть и сознательный элемент, выделившийся в большинстве случаев в командный состав. Так как партизаны недисциплинированны, то их бездействие и неопределенность сейчас выливается в эксцессах. Надо… скорей их влить в красную армию». Губоргбюро постановило бросить все партийные силы на агитацию среди партизан, а их командный состав «рассосать в красной армии». Тем не менее 10 февраля власти Алтайской губернии констатировали, что «партийных партизанских ячеек нет, отношение партизанских частей к партийным ячейкам отрицательное»[2475].

Завотделом управления Каменского ревкома И. Е. Громов-Амосов, сам видный партизан, в июне отмечал, что в начале года в уезде существовали три самостоятельные власти: советская, военная и партизанская – и «все жили на вулкане». Далее Громов-Амосов откровенно сообщал: «Хорошо еще то, что удалось обломать вождя партизан [И. В.] ГРОМОВА и привлечь его на свою сторону, но все же в глубине уезда формировались отряды против коммунистов. …С отдельными выходками партизан было справляться трудно…» (последние в пьяной драке убили начальника милиции И. Т. Коржаева, выгнали из города одного из лучших врачей…). Вероятно, «обломать» Игнатия Громова удалось, продержав некоторое время под замком и допрашивая о массовых убийствах населения Каменского уезда, включая детей, в период 1918–1919 годов[2476], после чего он на короткое время возглавил губмилицию.

В начале 1920 года из Змеиногорска сообщали, что 11‐й Северный полк протестует «против гуманности к белогвардейцам и допуска их в части Советских войск», а в марте представитель Рубцовского района докладывал в Барнаул: «У нас считают так, если ты не был партизан, ты плохой коммунист»[2477]. В том же марте Алтайское губоргбюро РКП(б) заслушало доклад агитаторов о работе в Славгородском уезде, где они объехали 10 крупных сел, собирая митинги с «целью узнать слабые и тревожные районы»: «Слабые – Волчиха и Солоновка до деревни Каипа. <…> Все те недоразумения, которые возникали между красноармейцами и партизанами, исходили в большинстве от комсостава Красной Армии, где были принимаемы грубо-крутые меры к партизанам, что и испортило их, и то, что без всякого предварительного объяснения, также грубо отобрано было от них оружие. Часть партизан не разоружилась – 11‐й полк [Козыря]. <…> В деревне Кабаньей и Солоновке крестьяне протестуют против разоружения партизан. Не верят воззваниям [Ефима] Мамонтова, говорят: „Не он их писал“»[2478].

О том, как партизаны преследовали всех, кто хоть как-то задевал их самолюбие, свидетельствуют материалы алтайской прессы начала 1920 года. Так, С. В. Пепеляев оказался в губЧК за «оскорбление партизан». Но чекисты учли, что он «оскорбил личность партизана, а не Советскую власть и партизанские войска», а также что им «для культурпросвета и собрания коммунистической ячейки пожертвован дом». Дело против Пепеляева было прекращено[2479].

В архиве сохранились некоторые приговоры Военно-революционного трибунала 6‐й Горно-степной дивизии за февраль 1920 года. Приговор от 6 февраля (председатель М. К. Бочаров) дал 20 лет тюрьмы «с применением общественных принудительных работ общего государственного значения» жителю Уч-Пристани Е. Я. Цывцину за участие в карательном отряде и командование отрядом «беженцев буржуазии», сопроводив это такой сентенцией: «…как уже старику[,] имеющему преклонные лета 57[,] пора бы и раскаят[ь]ся». Тогда же ВРТ осудил на пять лет тюрьмы за агитацию против Зиминского восстания жителя села Коробейниково Ивана Типикина. На следующий день перед судьями за самогоноварение предстала жительница села Верх-Слюденского Д. Фунтикова, показавшая, что гнала самогон «при казачьем разгуле для своих больных детей». Трибунальцы отнеслись к самогонщице милосердно: «…за то, что она гнала ее (самогонку. – А. Т.) ранее[2480] и не знала, что она действует не как лекарство, а[,] на оборот[,] развращает[,] объявить ей общественное порицание»[2481].