Красные партизаны на востоке России 1918–1922. Девиации, анархия и террор

Рассматривая 8 февраля дело бывшего священника села Фунтиковского Данилова по обвинению в шпионаже и предательстве «активных деятелей соввласти», а также его соучастницы А. Жерновой, трибунал своими вопросами всемерно старался унизить подсудимого. Тот не признавал вины, заявив, что бежал в Барнаул, дабы его не убили. Трибунал учел, что на село за разграбленное имущество Данилова была наложена контрибуция, а сам он «произносил с амвона клевету на советскую власть, говоря, что красногвардейцы заводят в церковь лошадей, забирают ризы [и] перешивают на брюки, кадила привязывают на лошадей вместо колокольчиков и т. п. <…> …Он был действительно предатель и самолично составлял списки [участников восстания], который и был найден у секретаря[,] бежавшего из с[ела] Фунтикова. Это для суда является редкостью»[2482]. Сожительница священника Агафья Жернова «способствовала в передаче народного мнения Данилову[,] а также грозила жителям карами, чем старалась ослабить народную энергию борьбы за власть труда». Судьи дали Данилову 20 лет заключения в тюрьме, Жерновой – пять. В деле сохранилась резолюция, объяснявшая мягкость наказания: «К высшей мере… не был приговор потому, что в это время был приказ Центра прекратить рас[с]трел[ы]»[2483].

А вот убийства врагов, совершаемые бывшими партизанами, если и наказывались, то символически, о чем говорит приговор от 10 февраля в отношении жителей села Малая Сосновка и деревни Шипуновой Бащелакской волости Бийского уезда – Михаила Кузнецова и Тимофея Харлова. Эти бывшие партизаны убили Иванникова, который был помощником сельского старосты, а во время подавления Зиминского восстания имел связь с казаками:

Прийдя из такой жестокой борьбы из Касмалинских боров и увидев своих насильников живыми и слыша, что власти не принимают решительных мер против таких преступников[,] порешили убить сами, что и привели в исполнение. …Подсудимые чистосердечно сознались… и были действительно передовыми бойцами в боях в отряде Колядо со дня первого восстания[2484][,] и [трибунал] учитывает то обстоятельство, что [у них]… накипело неудержимым порывом на душе мести ко всем приверженцам палачей. Кроме всего этого, после ареста Кузнецова и Харлова как партизан конвоиры позволили избить [их] до невозможности [тем лицам], которые[,] безусловно[,] к партизанам были враждебны.

Убийцам отмерили по пять лет, но тут же постановили отдать их «под надзор общества на шесть месяцев, и если Кузнецов и Харлов за это время не исправятся, то приговор привести в исполнение». Всего в феврале 1920 года, судя по сохранившимся приговорам, трибунал 6‐й Горно-степной дивизии отправил в барнаульскую тюрьму шестерых осужденных[2485]. Это была видимость юстиции, призванная прикрыть бушевавшие самосуды.

Ситуация в Алтайской губернии была столь накалена партизанской анархией, что 7 февраля оргбюро РКП(б) в связи с тем, что «в губернии начались грабежи и терроризируется население в некоторых местах», предложило губревкому объявить в регионе чрезвычайное положение[2486]. Одновременно чекисты начали постепенно арестовывать партизан, как видных, так и не очень, а кроме того, старались при помощи агентуры вносить раскол в их ряды.