Красные

«Пожалуйста, миланчик, не сердись на меня и не думай ничего плохого, — уговаривал он ее 14 ноября, — не поддавайся разным наветам и сплетням, и самое лучшее, если бы ты вообще поставила себя так в отношении осведомителей, чтобы они попросту не смели заговаривать с тобою на определенные темы. Потеряешь от этого немного, ибо 99 % являются чистейшей выдумкой, а остающийся 1 % — искажением, кривотолками и сплетней. Самое лучшее, если о том, что тебя интересует, ты будешь спрашивать прямо меня самого, поверь, узнаешь больше и правильнее».

Ну, или вот еще — из письма от 6 сентября 1924 года: «Милая моя, дорогая Любаша! Я всю дорогу думаю о тебе, мое родное солнышко, и очень нежно тебя люблю. Не придавай значения тому, что случилось, это мне не мешает тебя любить, и мы будем всегда вместе с тобой жить, и все будет хорошо.

Прости меня, пожалуйста, что я тебе причинил столько горя, мне очень тебя жаль, только не требуй от меня плохого отношения к людям, к которым мне не за что плохо относиться. Не слушай наветов со стороны и не старайся находить всему самое худшее объяснение и низкие мотивы, это не так, могу тебя уверить.

Я же буду тебя всегда крепко-крепко любить, и мне просто хочется с тобой быть. Если бы это было иначе, я просто бы от тебя ушел, но этого вовсе нет».

Но в то же время такие же теплые письма он писал и Тамаре Миклашевской. Красин называл ее «красавушка» и «русская белая лебедушка», «милый мой, золотой» и тоже уверял, что смертельно скучает по ней, просил прощения, что пишет не так часто, как ему бы хотелось — слишком много работы и т. д. 20 августа 1923 года он сообщал ей в Берлин, что вскоре, возможно, возьмет отпуск и приедет к ней. «Думаю все-таки ехать, хотя и лететь в сущности было бы неплохо, если бы Тамарушка позволила. Но она мне не позволила и без ее приказа я не полечу», — писал Красин. Очевидно, Тамара опасалась за него, когда он летал на самолете.

Переписка Красина с двумя любимыми женщинами и отношения с ними сохранились у него до самых последних дней жизни. Нужно ли делать из этих фактов его биографии какие-то морально-этические или, тем более, политические выводы? Наверное, нет. В своей личной жизни человеку бывает разобраться сложнее, чем в вопросах большой политики.

«Небольшое количество ослов и болванов…»

В Москве Красина ждали вопросы, по поводу которых в партии шли горячие дискуссии. Вот, к примеру, вопрос о монополии внешней торговли. Она была введена декретом Совнаркома РСФСР от 22 апреля 1918 года. Но после введения НЭПа некоторые наркоматы и государственные предприятия начали требовать ее смягчения, а то и вообще полной отмены. Противники монополии предлагали заменить ее регулированием и таможенными тарифами. Сторонниками смягчения монополии в руководстве партии были Николай Бухарин, нарком финансов Григорий Сокольников, заместитель председателя Госбанка Георгий Пятаков, заместитель Красина в Наркомате внешней торговли Андрей Лежава. Красин называл их «сторонниками свободной торговли» и резко критиковал.

Он считал, что к отмене монополии советские предприятия не готовы, поскольку они не способны конкурировать с западными на мировом рынке. И если монополия исчезнет, то «вся страна… быстро бы утратила экономическую самостоятельность». Красин называл монополию «крепкой оградой на границе пролетарского государства против экономической интервенции капиталистического мира».

Ленин тоже выступал за монополию, но осенью 1922 года, когда он болел, пленум ЦК по инициативе Зиновьева одобрил резолюцию, предусматривавшую смягчение монополии. Красин возражал — он обратился с жалобой к Ленину. Возражения Красина поддержал и Троцкий. 18 декабря очередной пленум отменил резолюцию и подтвердил необходимость сохранения монополии внешней торговли. XII съезд РКП(б) в апреле 1923 года одобрил это решение.

Казалось бы, это странно. Красин, который представлял собой, если так можно сказать, тип «западника» среди коммунистов, занял по данному вопросу более «левые» позиции, чем даже Зиновьев. Но он всегда придерживался чисто прагматических соображений, основанных на трезвом расчете.

Красин считал, что советская экономика не выстоит без государственной монополии на внешнюю торговлю. Но то же самое, по его мнению, произойдет и без западных кредитов и участия иностранного капитала в ее реконструкции. На XII съезде РКП(б) в апреле 1923 года Красин предлагал совершить во внешней политике такой же маневр, какой совершили во внутренней, введя НЭП. По его мнению, нужно было отказаться от пропаганды идеи мировой революции. После этого добиться от Запада юридического признания СССР и договориться с ним о займах и кредитах.