В 1925 году Красин писал, что для восстановления промышленности, разрушенной двумя войнами, без помощи заграницы потребуется не менее 25 лет, если же широко использовать иностранный опыт, технологии и финансы — то не более десяти. Он выступал за широкое привлечение западных кредитов и предоставление концессий иностранцам, предлагал создавать крупные тресты по добыче нефти и угля с участием иностранного капитала, соглашаясь на предоставление части акций этих трестов бывшим зарубежным собственникам национализированных предприятий (в виде компенсации) и привлечения иностранных акционеров к управлению трестами.
«Пока мы собственными силами, деньгами и мозгами не в состоянии справиться с восстановлением производства в этих жизненно важных отраслях промышленности, нам не остается ничего иного, как призвать иностранный капитал, хотя бы пришлось ему здорово заплатить за науку», — говорил он.
Красин считал, что России необходим заем в два миллиарда золотых рублей на 20–25 лет под 7–8 процентов годовых. Тогда, по его расчетам, страна могла бы в течение этого срока выплачивать по займу 160 миллионов золотых рублей ежегодно. Это, по его мнению, ей было бы вполне по силам.
Что касается концессий, то Красин предлагал давать их иностранцам на долгое время — на несколько десятилетий. Иначе, считал он, они не успеют получить от них доход и не будут заинтересованы в развитии своего бизнеса в России. Особое место он, кстати, уделял важности восстановления и развития нефтяной промышленности, указывая, что за ней — «энергия будущего». И здесь Красин, как видим, оказался абсолютно прав.
Другие его соображения касались планов ускоренного развития Сибири и Дальнего Востока. Красин был уверен, что это решило бы многие проблемы страны. При нем начались переговоры о предоставлении японцам концессий в области добычи полезных ископаемых, лесозаготовках, сельском хозяйстве и т. д. Но они так и не были закончены.
В целом, позиции Красина в отношении концессий не слишком противоречили тогдашнему советскому курсу — за концессии были все. Ленин говорил в апреле 1921 года: «Нам не жалко дать иностранному капиталисту и 2000 % прибыли, лишь бы улучшить положение рабочих и крестьян, — и это нужно осуществить во что бы то ни стало».
«В течение десяти лет — от 1918 до 1927 года, — вспоминал бывший меньшевик, а в 20-х годах «красный спец», работник внешней торговли и создатель объединения «Северолес» Семен Либерман (в 1926 году он тоже не вернулся из загранкомандировки в СССР), — вопрос об иностранных «концессиях» в СССР был предметом обсуждения и в Советской России, и в Европе, и в Америке; он возбуждал всеобщее внимание, ему порой отводилось одно из первых мест в деле политической и хозяйственной стабилизации европейского Запада. Концессиям посвящались длинные столбцы в газетах, о них читались доклады и контрдоклады в научных учреждениях, и все государственные деятели того времени, от Ленина до Ллойд Джорджа, делали по поводу них пространные заявления».
Западные бизнесмены предлагали советскому правительству самые необычные проекты концессий. Крупный американский финансист Фрэнк Вандерлип еще в 1920 году привез, например, проект сдачи ему в концессию всей Камчатки. Ленин идею одобрил — тогда на Камчатке находились японцы, и он хотел, чтобы заботу о их вытеснении оттуда взяли на себя американцы. «Если мы Камчатку, которая юридически принадлежит нам, а фактически захвачена Японией, отдадим в концессию Америке, ясно — мы выиграем», — говорил он. А Вандерлип уверял, что эта сделка послужит скорейшему признанию РСФСР США. Но все закончилось ничем. Как вспоминал Либерман, «когда дошло дело до подписи Вандерли-па, выяснилось, что никаких гарантий он дать не может. Вскоре он уехал.
Когда же в европейской и американской печати появились известия о концессиях Вандерлипа, Гардинг, выбранный в президенты, выпустил официальное сообщение, что ему об этом деле ничего неизвестно и что ни он, ни его партия ни в какие сношения с большевиками не входили. Этим, в сущности, и закончилась вандерлиповская эпопея. Больше о нем никто ничего не слыхал».
Но больше всего шума наделало дело вокруг концессии англичанина Лесли Уркварта. Он был не только миллионером, но и крупной политической фигурой в британской Консервативной партии. До революции он владел рудниками и заводами на Урале, Алтае, в Туркестане (Казахстане). Национализация его собственности принесла Уркварту убытков, по его собственным подсчетам, на 56 миллионов фунтов. Но выгоду сотрудничества с Россией он все равно понимал.