Положение спас Борис Збарский, который встретился с Дзержинским и заявил ему, что он и Воробьев готовы спасти тело, если им будут обеспечены все условия для работы. Дзержинский поддержал его предложение. В результате всей этой интриги рассерженный Красин тоже принял Збарского, а потом был вынужден поехать в Харьков, чтобы познакомиться с работой Воробьева. Времени уже катастрофически не хватало, поэтому он предложил Воробьеву немедленно приступить к работе по бальзамированию тела Ленина. Он же вручил ему письмо Дзержинского, в котором Воробьеву гарантировались все необходимые условия для работы. 26 марта Воробьев, Збарский и другие ученые и медики приступили к работе. Общее наблюдение над ней от имени правительства поручили Красину. Ровно через четыре месяца комиссия Дзержинского приняла работу и отметила, что Ленин выглядит теперь почти так же, как и в день смерти. «Это блестящий результат работ, проведенных под руководством профессора В. П. Воробьева», — отметила она.
Таким образом, план Красина по «глубокому замораживанию» тела Ленина не был осуществлен, хотя подготовка к этому шла уже полным ходом. Вряд ли самому Красину эта неудача доставила большое удовольствие, но в результате он сумел признать правоту Воробьева и Збарского.
Существует еще легенда, что Красин надеялся, что когда-нибудь в будущем наука достигнет таких успехов, что сможет оживлять умерших, и одним из первых нужно будет, разумеется, оживить Ильича. Однако надежных документальных свидетельств того, что он действительно высказывал подобные мысли, нет, да и на него это не очень похоже — Красин был слишком «технократическим» и прагматическим человеком, чтобы рассматривать всерьез подобные фантастические проекты, хотя бы и на основе будущих научных достижений. Его гораздо больше привлекали дела настоящего времени.
На выборах 21 января 1924 года в Англии (они проходили как раз в день смерти Ленина) консерваторы потерпели поражение. Впервые в истории страны победу одержали лейбористы («социал-реформисты и оппортунисты», по тогдашней официальной советской терминологии). Новый кабинет министров возглавил один из лидеров Лейбористской партии Джеймс Рамсей Макдональд. И одним из первых внешнеполитических шагов его правительства стало признание СССР де-юре. Это произошло 1 февраля. 7 февраля СССР признала Италия (там у власти уже находилось фашистское правительство Бенито Муссолини), 28 октября — Франция. Французское правительство сообщило в Москву, что хотело бы видеть советским полпредом в Париже Леонида Красина. Вскоре он прибыл во Францию.
Знавшие Красина люди потом часто говорили, что это назначение было похоже на ссылку. Не без этого. В это время многие видные большевики вдруг уехали на дипломатическую работу. У каждого из них имелись какие-то разногласия с тем партийно-советским руководством, которое пришло к власти после смерти Ленина.
Красин еще в октябре 1923 года писал Миловидовой: «Любаша, [ты] пишешь насчет больших неприятностей и т. п. Кто это тебе все набрехал? Напротив, несмотря на жестокие атаки НЭПа на монополию внешней торговли, настроение в отношении меня сугубо благожелательное и благоприятное… Всякие беспокойства в связи с россказнями разных кумушек надо оставить. Я со времен [Владимира] Ильича не чувствовал себя в такой степени господином положения в своей сфере работы, как сегодня». Действительно: на ХIII съезде партии, проходившем в мае 1924 года, его впервые после революции избрали даже членом ЦК. Но это только на первый взгляд.
Несмотря на споры с Лениным, именно хорошие отношения с ним были главным «козырем» Красина в различных аппаратных интригах. После смерти Ильича его позиции существенно ослабли. «В советских кругах, — вспоминал Семен Либерман, — все чаще говорили, что Наркомвнешторг — «лавочка Красина», которая при национализации промышленности и в условиях НЭП’а вообще не нужна… Потом стали открыто заявлять, что Внешторг — паразитическое учреждение, живущее за счет других хозяйственных организаций страны, и что его поэтому следует упразднить. Кампания была направлена также лично против Красина. Ему не только ставилось в вину многое в его политической и хозяйственной деятельности, но подвергалась критике и его частная жизнь за границей. Его дети подрастали, получая европейское образование «буржуазного характера», жили в состоятельной английской среде; его дочери мечтали о «хороших партиях». Кругом сплетничали о личной жизни Красина, о его слабости к прекрасному полу. Через этих близких к нему лиц в его среду подчас проникали не совсем чистоплотные, рваческие элементы, с откровенной надеждой нажиться на связях с советским послом. Красин все это отлично понимал, но объяснял свое поведение следующим образом. — Из-за того, что какой-либо спекулянт наживется на том или ином деле, — говорил он, — Советская Россия не погибнет; наоборот, она будет иметь к своим услугам тех специалистов, которых этим путем удастся купить».