Красные

Уркварт прекрасно знал эту страну, хорошо говорил по-русски и считал, что понимает психологию русских рабочих и крестьян. Красин начал переговоры с Урквартом в Лондоне в 1921 году. Они даже подружились и вместе с семьями выезжали за город на пикники. Уркварта приглашали в Москву, где он встречался с Лениным. Переговоры продолжались полтора года, и 9 сентября 1922 года в Берлине Красин и Уркварт подписали соглашение, по которому англичанин получал в аренду всю свою бывшую собственность в России сроком на 99 лет. Теперь его должно было ратифицировать правительство в Москве.

Сделка вызвала сенсацию на Западе. Газеты писали, что с большевиками, оказывается, можно вести бизнес по-крупному. О ней одобрительно высказался Ллойд Джордж. А Уркварт в газете «Таймс» призвал британское правительство предоставить России кредит и признать ее де-юре. Красин, однако, был более осторожен и говорил жене, что если соглашение не будет ратифицировано, то он уйдет в отставку. Он уехал в Москву, чтобы, в случае чего, попытаться повлиять на принятие решения. Красин не зря опасался — соглашение вызвало возражения Ленина. Почему по одному из его пунктов правительство должно сразу выплатить Уркварту 1,5 миллиона золотых рублей — в виде компенсации за национализацию его предприятий? А ведь сам он обещает прибыли только через два-три года. Но главное, Ленин опасался, что иностранцы увидят в этом документе прецедент, и требования компенсаций пойдут одно за другим.

В октябре 1922 года Политбюро, ЦК и Совнарком отказались ратифицировать соглашение с Урквартом. Впрочем, это решение объяснили не экономическими, а политическими причинами — в качестве таковых указывалась прежде всего недружелюбная политика Англии по отношению к Советской России, однако если англичане сменят курс, то и Уркварт получит концессию. Но, разумеется, это были только слова. Реальной причиной отказа от концессии стали, скорее всего, уступки в отношении компенсаций капиталистам.

Красин сильно переживал случившееся. 8 октября 1922 года он написал жене: «Все труды, работа, энергия, талант пропали даром, и небольшое количество ослов и болванов разрушило всю мою работу…» Сам он считал, что Ленин выступил против соглашения под влиянием своей тяжелой болезни. Весной 1923 года он еще не терял надежды, что ситуация изменится в лучшую сторону. «Очевидно, — писал он жене 4 марта, — у большинства внутреннее сознание, что их октябрьская позиция была ошибкой, даже просто глупостью, это сказывается во множестве мелких фактов… Надо завтра же готовиться к новому напору и новой борьбе». Уркварт тоже был готов идти на уступки, да и Ленин высказывался в том смысле, что надо с ним договориться. Однако болезнь, а затем и смерть «вождя» поставила на этих планах крест.

«Если сравнить всю эту шумиху [вокруг концессий] с практическими результатами — картина получается странная, — писал Семен Либерман. — Вот уж подлинно: гора родила мышь. За период с 1921 по 1928 год советская власть получила 2400 концессионных предложений, заключено же было всего 178 договоров, считая в том числе 3 договора о технической помощи. На 1 октября 1928 года в России сохранилось лишь 68 концессионных предприятий…»

Жена Красина утверждала, что муж действительно написал заявление об отставке, но Ленин ее не принял. Так это или нет, но Красин оставался в обойме «красных вождей» до конца жизни.

«Красные шарики»

В мае 1925 года в одном из своих докладов он отмечал, что уже с момента отказа ратифицировать соглашение с Урквартом правительство начало проводить политику почти полного отказа от каких-либо концессий, которая привела к объединению всего капиталистического фронта против СССР. В результате, писал он, создалось широко распространенное в Европе убеждение, «что с Советами никаких практических выгодных для капитала договоров заключить нельзя и что все разговоры о концессиях сплошная словесная пропаганда». Когда Красин умер, а случилось это в Лондоне, на его гроб положили венок с надписью: «От Лесли Уркварта, горнодобытчика».

Пятого июля 1923 года Красина официально освободили от должности торгпреда в Лондоне. На это решение повлияли, вероятно, как его разногласия с другими руководителями страны, так и осложнения в отношениях с Англией. Красин сосредоточился на работе в наркомате. «Конечно, налицо большой экономический и хозяйственный кризис, ошибки финансовой и внешней политики дают себя знать, — писал он жене 23 ноября 1923 года. — А воз, тем не менее, тихо, вперевалку, то застревая в канаве, то вновь вылезая на ухабистую дорогу, все же кое-как движется вперед и вперед, ибо история — за нас, даже несмотря на все наши ошибки. В общем, полагаю, мы понемногу идем все-таки на улучшение и так как до весны едва ли что крупное может произойти в Евр[опе] и на наших границах, то, я думаю, всю зиму проживем спокойно».