Красный лорд. Невероятная судьба революционера, замнаркома, флотоводца, редактора, писателя, дипломата и невозвращенца Фёдора Фёдоровича Раскольников

Когда же повесть появилась в печати, то Олеша, как написал Катаев, лёг спать простым смертным, а проснулся знаменитостью…

* * *

В 1930 году Фёдор Фёдорович уже работал в Эстонии, но часто приезжал оттуда в Москву, где ещё доучивалась в институте его Муза. Литературовед Сергей Александрович Макашин (1906–1989), работавший в том году редактором «Литературного наследства», говорил, что Фёдор Фёдорович Раскольников «каждый раз, когда он приезжал из-за границы, он всегда считал своим долгом зайти в редакцию. Почему-то наибольшей симпатией у него пользовался я, у меня была отдельная комната в отличие от теперешней редакции, где мы все сидим в одной комнате, и всегда приносил какие-то подарки (я тогда курил): хорошие папиросы или там какие-то небольшие сувенирчики и так далее — и очень много беседовал…»

Это свидетельствует о том, насколько сильно притягивали Фёдора к себе материалы о больших русских поэтах, он и сам постоянно писал о них статьи и очерки. В том же 1930 году, после смерти поэта Владимира Маяковского, Фёдор Раскольников написал большой материал о нём, в котором он, хотя и несколько излишне прямолинейно, но зато честно, писал:

«Крупнейший поэт современности Маяковский был характерным представителем целой литературной эпохи. Он начал свою поэтическую деятельность как основоположник русского футуризма… Рост промышленности всколыхнул русскую литературу, оплодотворил её новыми темами, новым литературным стилем. На базе этого капиталистического развития в 1900-х годах, накануне войны и революции появился и русский футуризм <…>.

С самого начала русские футуристы, подобно их итальянским собратьям, выступили как певцы промышленного города и машинной техники. Неслучайно главным очагом русского футуризма был довоенный Петербург, уже тогда являвшийся крупным промышленным центром. Не сознание определяет бытие, а бытие определяет сознание. Бытие промышленного города определило собой сознание Маяковского. Уже в ранних, основательно забытых, рассеянных по старым журналам статьях его отчётливо оформилась его эстетическая теория <…>.

Поэт-общественник, поэт-революционер совмещался в нём с глубоким индивидуалистом. Старое, мелкобуржуазное начало вело в нём упорную борьбу с новым пролетарским мироощущением. И он далеко не всегда умел своё личное, индивидуальное начало подчинять интересам коллектива, класса, наконец, интересам пролетарской революции. Индивидуализм — характерная черта мелкой буржуазии, этот индивидуализм и погубил Маяковского.

Самоубийство было актом индивидуалиста и одновременно расправой над индивидуализмом…»

Не меньшую по объёму статью Раскольников написал о поэте Николае Ушакове, в которой он говорит: «В предисловии к „Весне республики“ Н. Ушакова поэт старшего поколения Н. Асеев отзывается об Ушакове, что „этот настоящий поэт ведёт и продолжает дело живой, революционной поэзии“.

Автор „стального соловья“ не ошибается. В лице Ушакова в советскую поэзию пришёл свежий, бодрый и оригинальный талант, по-новому продолжающий традиции революционной литературы. Основная тема поэзии Ушакова — строительство социализма в нашей стране. На языке художественных образов он воспевает весну Союза советских республик. Герои его стихов — машины, турбины, доменные печи, паровозы…

Вот, например, стихотворение „Лазарет“. С этим словом невольно ассоциируется представление о больничных палатах, о длинных рядах однообразных коек, о сдержанных докторах, о заботливых сёстрах и сиделках. Лазарет Ушакова совершенно иной. В обычном лазарете царят покой и тишина, изредка прерываемые стонами страдающих. Лазарет Николая Ушакова пыхтит и попыхивает. Дело объясняется тем, что его лазарет — это паровозное депо, где, совсем как люди, лечатся больные паровозы…

Любопытны сравнения и образы Николая Ушакова. Железнодорожные мастерские у него ассоциируются с лазаретом, рабочие — с хирургами; машина, словно живой человек, поджав шатуны, как ноги, ложится на операционный стол и подвергается операции без кокаина. Гайки, винты и стальные листы облекают машину, как бинты. Эти смелые метафоры в стихах Ушакова, однако, оправданы. Он знает, что эти паровозы принадлежат пролетарскому государству, и, в качестве сознательного гражданина, поэт, как рачительный хозяин, заботливо относится к каждому винтику… Поэт приветствует возвращение в строй отремонтированного паровоза, подобно тому, как родные и близкие радуются выздоровлению больного…

…Поэзия Ушакова — недостаточно насыщена коммунистическим содержанием. По его стихам можно заметить, что он не пролетарский поэт, а попутчик, хотя и близко примыкающий к рабочему классу. Николай Ушаков — левый попутчик; его отношение к строительству социализма, к событиям гражданской войны, к Октябрьской революции, наконец, к проблемам любви и смерти приближается к идеологии пролетариата.

Дальнейшее развитие творчества Ушакова должно показать, останется ли он левым попутчиком рабочего класса или со своим незаурядным поэтическим дарованием он вольётся в широкое русло пролетарской литературы, которой принадлежит будущее».