Красный лорд. Невероятная судьба революционера, замнаркома, флотоводца, редактора, писателя, дипломата и невозвращенца Фёдора Фёдоровича Раскольников

Но приёмы продолжались. На литературные вечера приходили известные поэты, читали свои стихи. Их стихи в русском переводе читал Фёдор Раскольников, который сам их и переводил. Болгарский язык он освоил довольно быстро и переводы давались ему легко, он перевёл много стихотворений, среди которых были такие, как: «В глухом поле», «Париж, Париж, убийца и отец», «Я чувствую сердце мёртвого дня» поэта Николая Лилиева; «Сейсмограф сердца» Елисаветы Багряны; «Карта» Отона Жупанчича; «За стеною», «Песня сироты», «Несу легко я жизни бремя», «Чёрная песнь», «В темнице», «Словно безумный или странный», «Письмо», «Пловдив», «Забота», «Утро», «Прошёл я жизни луг нескошенный», «Назад, сквозь тёмных снов туманы», «Когда вернёшься в отчий дом», «Помнишь ли…» — известного болгарского поэта Димчо Дебелянова, а также ещё целый ряд других стихов. Фёдор Фёдорович обнаружил в себе хорошие поэтические задатки, и его переводы на русском языке звучали просто замечательно, как, например, стихотворение Дебелянова:

Словно безумный или странный,
Как бы злопамятный, злу рад,
Раскинул крылья вечер ранний —
Там, где мой скорбный виноград.

Ложатся молча тени строго,

И странно чувствую я сам:
Подводят чёрные итоги
Моё раскаянье и срам…

Где моя радостная зелень?

Где зноем виноград налит?
Ах, весь мой труд был так бесцелен,
Мечта бесплотна, как гранит.

И где теперь я сердце спрячу,

Последний пламень приютя?..
Далёко где-то эхо плачет,
Таясь во мраке, как дитя.

В декабре 1934 года из Москвы в Софию долетела громоподобная весть: был убит Сергей Миронович Киров. И вслед за этим не менее оглушительная новость: арестованы Зиновьев и Каменев.

Сталин и Киров

Итальянские и французские газеты широко освещали эту тему, сообщая о начавшемся в Москве процессе Зиновьева, Каменева и ещё четырнадцати видных большевиков, которые обвинялись в убийстве Кирова, подготовке убийства Сталина и других преступлениях. Все подсудимые признавали свою вину. Пошли слухи о массовых репрессиях в Советском Союзе, особенно в Ленинграде, где ГПУ хватало людей практически без разбору.

«Раскольников передал газету Музе. Купил ещё несколько газет, на других языках, но и в них сообщались те же сведения. Подождав, пока Муза кончила чтение, сказал ей:

— Муза, ни единому слову обвинения я не верю. Всё это наглая ложь, нужная Сталину для его личных целей. Я никогда не поверю, что подсудимые совершили то, в чём их обвиняют и в чём они сознаются. Но почему они сознаются?

Теперь каждый день начинали с чтения газет. Бредом казалось всё, что говорилось на процессе. Решили съездить в Рим, чтобы там в полпредстве узнать что-нибудь более точно. Полпредом в Риме был Борис Ефимович Штейн. Но он избегал говорить о московском процессе, отделывался пересказом статей „Правды“ и „Известий“.

Это было невыносимо. Решили уехать. Но куда? Вернуться в Софию? Но возвращение из отпуска раньше времени могло быть истолковано в Москве в дурную сторону. Решили продолжить путешествие.

Безрадостным было это путешествие. Газеты приносили всё новые ужасные вести. Сообщили о казни Зиновьева и Каменева. Писали о многочисленных арестах в Москве. О том, что там готовятся какие-то новые процессы.

Раскольниковы побывали в Неаполе, проехали всю Сицилию, несколько дней провели в Афинах, в Стамбуле, наконец, в середине сентября, Восточный экспресс доставил их в Софию…»

Зарубежные газеты из номера в номер печатали длиннейшие статьи с анализом причин гибели Кирова. Мало кто верил официальной советской версии о том, что это дело рук оппозиции, будто бы перешедшей к террору против деятелей ВКП(б) и советского государства. Одни газеты намекали, а другие прямо связывали убийство Кирова с именем Сталина, которому мешал быстро набиравший авторитет в партии молодой, энергичный руководитель ленинградской партийной организации.

С тоскливым чувством вчитывался в эти зловещие пересуды Раскольников. Да, для Сталина Киров был серьёзным соперником в борьбе за власть. Вполне могло быть, что он убрал Кирова, как в своё время устранил со своей дороги Фрунзе.

Раскольников хорошо знал Кирова. Близко сошёлся с ним в 1920-м году во время военных действий на Каспии, в Азербайджане. С ним и с Серго Орджоникидзе он обсуждал тогда план нападения на Энзели. А кроме того, они втроём обсуждали и ещё один план, которому не суждено было осуществиться, — план выхода десантных отрядов раскольниковской флотилии после Энзели к Индийскому океану. Киров тогда загорелся, ухватился за эту мысль: «Выйдя к Индийскому океану, мы распространим наше влияние на всё Южное полушарие!»

И вот — Кирова нет…