Красный лорд. Невероятная судьба революционера, замнаркома, флотоводца, редактора, писателя, дипломата и невозвращенца Фёдора Фёдоровича Раскольников

…А тем временем ужасы коллективизации, бесконечные московские процессы, аресты и расстрелы большого количества друзей, военных, писателей и дипломатов всё сильнее коробили Раскольникова в течение всего его пребывания на дипломатическом посту в Болгарии. Мрачные вести, приходившие из родной страны или доносимые иностранной прессой, теребили душу революционера, давили на его сознание, гасили теплившийся в нём энтузиазм. По воспоминаниям жены Раскольникова, поездки в Рим или Париж наполняли их сердца радостью, в то время как в Москве сердца сжимались от тревоги и печали за соотечественников, да и от опасности за самих себя. Путешествуя по Европе, Раскольниковы завели немало знакомств, в том числе и среди либералов. Конечно, они продолжали враждебно относиться к капиталистическому миру, но опьянение от его богатств не отвращало их от Идеи. Тем не менее, росло число вопросов и страшных мыслей, особенно в 1937–1938 годы, когда супруги жили в посольстве под постоянным наблюдением агентов НКВД. Стараясь сохранить свою цельность и преданность Идее, Раскольников безоглядно отдавался творческому труду. Помимо привычных для него публицистических очерков и статей, Фёдор стал всё чаще и чаще обращаться к поэзии, о чём свидетельствует написанное им стихотворение «Зима в Софии»:

Летят снежинки, мёрзнут уши,
Нависла пасмурная мгла.
Какие царственные груши
Вчера кухарка принесла!

Летят, спешат во все концы

Автомобили и коляски,
Звенят игриво бубенцы,
Несутся под гору салазки.

По снежным улицам визжат,

Скрежещут длинные полозья,
И на морозе дребезжат
Полураздетых нищих просьбы.

И Ви́тоша, и Муссала,

И Красный флаг над белым домом.
Какие древние слова
Поют болгары дружным хором!

Летят снежинки, мёрзнут скобы,

Нависла сумрачная мгла.
И белоснежные сугробы
Метель до крыши намела.

Софию Фёдор Фёдорович искренне полюбил, как и саму Болгарию, и куда бы они с Музой ни уезжали в свои отпуска, но всегда с радостью возвращались на эту добрую и дружественную землю, где у них появилось столько настоящих друзей. А по выходным они иногда отдыхали в посёлке Чамкории — ездили на машине в это дачное место, когда им хотелось побыть одним, отдохнуть от людей и хотя бы на день-два выпасть из поля зрения наблюдающих за ними стукачей, когда в душе накапливались тоска и боль, о которых надо было поговорить друг с другом свободно.

Они снимали мезонин у знакомого болгарина. Дом был большой, тёплый, с громадным садом, за которым следил садовник, глухой старик, живший неподалёку. Каждое утро старик приходил со своим инструментом, привозил на тачке лопаты, грабли, брезентовую сумку с набором садовых ножей, ножниц. Работал час-полтора, не больше, но яблони и плодовый кустарник всегда носили на себе свежие следы ухода — сухие ветви обрезаны, обрезки собраны и сожжены, стволы деревьев побелены, и при этом всегда расчищены, разметены дорожки в саду. По этим дорожкам и любили гулять супруги Раскольниковы.

А ещё они иногда среди недели ездили к царскому дворцу во Вране, чтобы подышать там чистым полевым воздухом…

Вот как писал о работе Фёдора Раскольникова в Софии болгарский академик Веселии Хаджиниколов:

«Он поддерживал тесные контакты в политических и культурных кругах, содействуя нормализации болгаро-советских отношений, расширению влияния идей Великого Октября. Мудрости и такту Фёдора Раскольникова мы обязаны тем, что эксцессы культа личности Сталина, репрессии тридцатых годов в Советском Союзе не смогли омрачить в целом положительного воздействия достижений СССР».

Всего Фёдор Фёдорович проработал в должности полномочного представителя Советского Союза в Болгарии с 31 августа 1934 года по 5 апреля 1938 года. (Вручение верительных грамот состоялось 23 ноября 1934 года.) За это время он неоднократно получал вызовы в Москву — якобы для переговоров о назначении на более ответственную работу. Зная о судьбе, постигшей большинство советских дипломатов, Раскольников всячески оттягивал свой отъезд из Болгарии. Он, разумеется, не знал, что в НКВД уже были сфабрикованы показания о его принадлежности к «антисоветской троцкистской организации». Однако по многим признакам он чувствовал, что недоверие к нему растёт и даже в самом посольстве за ним уже ведётся постоянное агентурное наблюдение.

Глава двенадцатая. Встречи со Сталиным