В филиале Московского Художественного театра шла пьеса «Платон Кречет» украинского драматурга Корнейчука. Раскольников позвонил Немировичу-Данченко, директору театра, тот предложил прийти в последнюю пятницу ноября, на лучший состав актёров.
Нагулявшись в тот день по заметеленной пургою столице, Фёдор с женою отправились в театр на предложенного им «Платона Кречета». «В Москве, — пишет об этом всё тот же Владимир Савченко, — установилась снежная и холодная зима. Приехали в театр рано, промёрзнув, целый день проведя на улице. Их провели в директорскую ложу и предложили подождать начала спектакля в примыкавшем к ложе кабинете директора.
У директорского подъезда захлопали двери, и в кабинет вошёл запыхавшийся от мороза Литвинов. Покивали друг другу, здороваясь.
— Когда вы едете? — спросил Литвинов, обращаясь к Раскольникову.
— Как покончу дела с оружейным контрактом. Думаю, через неделю.
— Ну, ну. Не засиживайтесь здесь.
Нарком снял круглые очки, подышал на них, близоруко щурясь, протёр платком запотевшие стёкла.
В коридорах театра задребезжал звонок, уже третий, Раскольников и Литвинов направились было в ложу, как вдруг в кабинет вбежал взволнованный администратор и, смущённо извиняясь, сказал, что не может предоставить им директорской ложи, посадит на свободные места в партере.
— Товарищ Сталин приехал! — шепнул он.
Выходя из кабинета, Раскольников увидел мельком, как перед директорской вешалкой Сталин неторопливо расстегивал долгополую военную шинель.
После первого акта, когда опустился занавес, к креслу Раскольникова подошёл красный, будто из парилки, администратор и сказал, что его с женой просят в директорский кабинет.
Вошли в кабинет. У входа, стоя, разговаривали между собой Сталин и Молотов. Сталин был в бежевом кителе и таких же брюках, заправленных в солдатские сапоги. Молотов — в однобортном поношенном пиджаке, в пенсне, тёмный галстук небрежно повязан. Поздоровались.
— Иосиф Виссарионович, позвольте представить вам мою жену, — сказал Раскольников.
— Сталин, — протянул он ей руку.
— Муза Васильевна. Очень рада, — ответила она.
— Хотите чаю? Прошу к столу, — широким жестом показал Сталин на круглый стол, у которого хлопотала полная женщина с короткими растрёпанными волосами, в глухом тёмно-синем костюме, заместительница Немировича-Данченко. Сам Немирович, с розовым лицом, расчесанной надвое холёной бородой, почтительно и безмолвно стоял в углу кабинета.
Молотов, взяв свой стакан, присел к столу, с видимым удовольствием стал пить чай, помешивая ложечкой в стакане. Сталин от чая отказался.
Налив всем чаю, женщина о чём-то с азартом заговорила со Сталиным, наступая на него, в то время как он постепенно отодвигался от неё к окну, занимаясь трубкой.
Взяв свои стаканы, Раскольников и Муза пошли к дивану.
— Вот назойливая женщина! Как она пристала к Хозяину! — прошептал Немирович-Данченко, когда Раскольников садился на диван.
Не сводя глаз со Сталина, Немирович стоял перед Раскольниковым.
— Садитесь, Владимир Иванович, — сказал Раскольников, отодвигаясь, чтобы дать ему место.
— Неудобно, знаете ли, когда Хозяин стоит, — неуверенно присаживаясь на валик дивана, сказал Немирович.
Открылась дверь, и вошел Литвинов. Увидев Раскольниковых, сидящих на диване со стаканами чая в руках, он на секунду замер в изумлении. И пошёл к Сталину, танцующей походкой, с добродушно-сияющим выражением на квадратном лице. О чём-то тихо переговорил с ним и той же танцующей походкой отошёл от него, вышел. Никто не предложил ему чаю. Нарком пришёл и ушёл, будто мелкий служка.
Сталину, должно быть, надоела женщина, он что-то тихо сказал ей, и она испуганно отскочила в сторону, умолкнув. Медленно, слегка поводя плечами и туловищем, как цирковой борец, с недобрым выражением на лице двинулся Сталин к письменному столу, снял трубку телефона, вызвал Кремль.
— Товарищ Поскрёбышев! — сурово заговорил. — Я сейчас узнал, что какой-то врач послал артиста Художественного театра Баталова лечиться за границу, в Закопане. Узнайте, кто его послал, и сообщите мне по следующему номеру. Какой ваш номер? — повернулся он к Немировичу.
Немирович вскочил с валика дивана, назвал пятизначный номер. Сталин повторил его в трубку и с силой положил трубку на рычаг. Вопросительно глянул на Немировича. Тот, волнуясь, заговорил:
— К сожалению, Иосиф Виссарионович, я не мог исполнить ваше поручение. Я виделся по вашему поручению с Шаляпиным и разговаривал с ним. Но, увы, ничего не вышло. Там зло в жене. Она непримиримо настроена.
Сталин кивнул. Они принялись ходить по диагонали комнаты, разговаривая. Сталин впереди, Немирович чуть приотстав. Поговорив о Шаляпине, которого, судя по всему, Немирович-Данченко по поручению Сталина приглашал в СССР, заговорили о чём-то, связанном с парфюмерией. Сталин вдруг остановился перед Раскольниковым:
— Товарищ Раскольников, а не приходилось ли вам знакомиться с производством розового масла в Болгарии?
— Приходилось, Иосиф Виссарионович. Я несколько раз бывал на плантациях промышленной розы и на заводе, где перерабатывают розовый лист, — ответил Раскольников.