Красный лорд. Невероятная судьба революционера, замнаркома, флотоводца, редактора, писателя, дипломата и невозвращенца Фёдора Фёдоровича Раскольников

— У нас в Грузии теперь тоже разводится промышленная роза, — с гордостью сказал Сталин. Должно быть, ещё что-то хотел сказать, но на письменном столе загудел телефон, и он пошёл к столу, снял трубку. — Да, товарищ Поскрёбышев. Слушаю. Кремлёвский врач? фамилия? Напомните мне об этом завтра. А Баталова вернуть из Закопане, перевести в один из советских курортов. Незачем посылать больных за границу, у нас есть свои курорты.

И снова с силой положил трубку.

Над дверью загорелась красная лампочка. Раскольников встал.

— Иосиф Виссарионович, мне бы хотелось с вами поговорить. Я записался к вам на приём. Когда бы вы могли меня принять?

— Позвоните товарищу Поскрёбышеву. Он вам скажет, — ответил Сталин, пожимая руки Раскольникову, Музе.

Наутро, в субботу, Раскольникова разбудил телефонный звонок.

— Товарищ Раскольников? Это говорит Жемчужина. Пожалуйста, приезжайте к нам завтра в выходной, на дачу. Вячеслав Михайлович и я будем очень рады вас видеть. Завтра в одиннадцать утра за вами заедет машина.

— Спасибо, Полина Семёновна. Нам тоже приятно будет повидаться с вами, — ответил Раскольников.

Это было новостью. С Молотовым Раскольникова связывали давние отношения, они вместе учились на экономическом отделении Петербургского политехнического института, работали в „Звезде“ и „Правде“, в большевистском подполье. Виделись редко, и только тогда, когда о встрече просил Раскольников, приезжая в Москву по делам. Молотов относился к нему со снисходительностью сановника к бывшему школьному товарищу и сам никогда не искал с ним встреч. Что вдруг изменилось? Неужели причина в том, что накануне с ним, Раскольниковым, милостиво беседовал Сталин?

Видимо, так и было, потому что весь этот день не утихал телефон, звонили знакомые, поздравляли именно с этим — с честью, оказанной ему Сталиным. Все каким-то образом уже знали подробности их встречи в театре.

Была суббота, едва ли удобно звонить Поскрёбышеву перед выходным днём, всё же решил позвонить: вдруг Сталин надумал принять его как раз в этот день? Сказал Поскрёбышеву, что разговаривал со Сталиным и Сталин готов его принять.

— Ничего не знаю. Он мне не говорил, — ответил Поскрёбышев».

Воскресенье они с Музой провели у Молотова на даче. Жена Молотова, Полина Семеновна Жемчужина, румяная, с ямочками на щеках, светилась радушием, к Раскольниковым была особенно внимательна, а были гостями ещё несколько человек — посол в США Трояновский, заместители Молотова в Совнаркоме Чубарь и Межлаук, сослуживцы Жемчужиной по тресту «Тэже», которым она руководила. Покоробило, что и Жемчужина заговорила о том же, о чём в театре заговорил Сталин, — о розовом масле. Её розовое масло интересовало как парфюмера. Она расспрашивала о болгарских фабриках, где перерабатывался розовый лист, просила сообщить ей их точный адрес. За столом тоже много говорили о парфюмерии, о предстоявшей Жемчужиной служебной командировке за границу. Молотов, хороший муж, своими шутками и прибаутками поддерживал за столом атмосферу дружескую и весёлую. В конце обеда, когда подали шампанское, начались тосты. Пили за хозяйку дома и успех её командировки, за радушного хозяина, за женщин. С полным бокалом в руке поднялся со стула Молотов. Подождал, пока установится тишина, сказал:

— Товарищи, до сих пор ещё не было самого главного тоста. Я предлагаю выпить за нашего гениального вождя, ведущего нас от победы к победе, за родного и любимого Сталина.

Все с шумом повскакали с мест и закричали «ура», потянулись к Молотову с бокалами, чокаясь.

После обеда, когда гости начали расходиться, Молотов сказал Раскольникову:

— Вечером мы собираемся в Малый театр. Там идёт пьеса Ромашова «Бойцы», рисующая жизнь Красной Армии. Вы её не видели? Хотите поехать с нами?

— С удовольствием. Спасибо.

В машине, усаживаясь, Молотов обернулся к Раскольникову:

— Хотел бы с вами посоветоваться. Вы занимаетесь литературой. Мы решили торжественно отметить столетие со дня смерти Пушкина. Как, по-вашему, лучше сформулировать: за что мы, большевики, любим Пушкина? Если сказать, что он создал русский литературный язык, что он воспел свободу, так под этим подпишется и Милюков. Надо придумать такую формулировку, под которой не мог бы подписаться Милюков. Подумайте-ка об этом.

— Хорошо, подумаю, — согласился Раскольников.

— А что вы сейчас пишете?

— Пьесу из жизни Льва Толстого. О его уходе из Ясной Поляны…

— Ну что это вы занялись Толстым! — недовольно проговорил Молотов. — То инсценировали «Воскресение», теперь — это. Темы надо брать из современной жизни.

Заговорили о международном положении, о военной опасности, об угрозе фашизма.

— Что вы думаете о Литвинове, Фёдор Фёдорович? — вдруг спросил Молотов.

— Думаю, он совершенно прав, делая упор во внешней политике на укрепление отношений с великими державами Запада. Прежде всего с Англией, Францией, Америкой. Он справедливо видит в этом залог упрочения международного положения Советского Союза.

— Значит, уступать Англии?