Красный снег

— По военной науке за разведкой — наступление.

— Умен ты, однако! — рассердился Паргин.

Он не любил, когда кто-то подтверждал его тревоги.

— Куда валишь? — выругался Паргин, заметив бестолково орудующего лопатой шахтера.

— Прошам пане, в вагончик валим!

«А, полячок!..»

— В другой вали, — сказал он потише.

Из люка, откуда сыпался уголь, послышался тревожный крик Петрова:

— Вода в лаве!

Все замолчали, прислушиваясь. Работу придется прекратить.

«Вот оно! — огорчился Паргин. — С водой в шахте воевать — потяжельше, чем с Черенковым в степи. Упусти день — и зальет шахту. Свою шахту, а не Фофину! Вишняков умен, когда ее бережет…»

8

Миха не нашел Франца в бараке и побежал к нему в мастерскую. Франц вторую неделю мастерил свой «червячный насос» для откачки воды из шахты.

Миха с большим интересом относился ко всему, что делал Франц. Последняя же его затея казалась совершенно невероятной: самому сделать насос! Миха вошел в мастерскую, стараясь не шуметь.

Франц все равно заметил его и, блестя стеклами очков, спросил:

— Получится?

— Что ж, может быть, — серьезно ответил Миха.

На нем была отцова шапка из пожелтевшей овчины. Детское лицо под великоватой ушанкой казалось еще мельче, острый подбородок клинышком, шея худая, тоненькая, светлые глаза слезились: неотрывно, не мигая, он следил за работой Франца.

— Ферштейн? — спрашивал Франц, подпиливая и подлаживая деталь к насосу.

— Ферштейн, — бормотал Миха, желая обязательно разобраться в том, как складываются детали. — А зачем новый насос, не такой, как раньше?

— О, это много надо понимайт, Миха!.. Людьи желают… как бы тебе сказать… желают луйчш. Вот, — он взял в руки молоток, — был камень, стал ферум… жейлезо. Луйчш?.. Так всегда. Фофа не думал луйчш. Фофе — качай, вода — не лей, одинаково. Фофе — капут. А нам надо луйчш.

Миха бывал с отцом в шахте. Всю дорогу, пока они шли к забою, хлюпало под ногами. И на голову лилось. Иногда приходилось брести в воде по самые коленки. Старые, худые насосики не справлялись. А от нее, говорил отец, кости ломит «от низу до верху».

— Поэтому Фофу прогнали?

— Йа, йа, надо луйчш.

Миха припомнил, как видел в окне одетого в теплый халат Фофу, — он ходил по комнате, осторожно ступая ногами в мягких войлочных чириках. Зачем ему стараться, чтоб было лучше? Ему и так тепло и не сыро. Франц это здорово понимает.

— Дай и я, — робко попросил Миха.

— Один момент! — остановил его Франц.

Он спешил со сборкой насоса. Лиликов торопил: второй западный участок заливало водой.

— Ты говори, — попросил Миху Франц, — говори, говори, а я — скорей, скорей!..

— Что говорить? — хмуро спросил Миха. — В поселке беда. Фатех-персиянин, говорят, видел конную разведку есаула Черенкова. Наступления, стало быть, надо ожидать. Черенков — собака. Этот побьет, постреляет нашего брата… А ваши как, пойдут против Черенкова?

— Йа, йа!

— А то говорили, будто сдаваться вы собираетесь…

— Но, но! Монолит! — Франц сжал пальцы в кулак.

— Так я и думал, — сказал Миха и одобрительно засопел. — Мать все молится. А отец говорит: от иконы спасения не дождешься.

— Что есть икона?

— Ну, бог, святой.

— Йа, йа, ферштейн. Гот по-немецки.

— Зачем бог? — спросил Миха о том, о чем дома боялся спрашивать.

— Бог — колоссаль, — проворчал, не оставляя работы, Франц. — Людьи знают бог и ждут помощь… Виталь, дух — понимаешь? Все может. Думай так — легче жить.

— Ладно, — сказал Миха, вздыхая. — Лишь бы матери было легче…

Они замолчали. В тишине глухо позванивали детали, прилаживаемые Францем. Уже было видно, что новый насос по размерам будет куда меньше старых. И не «стоячий», а «лежачий». Франц закладывал колесо в трубу. Это и не колесо, а скорее вал с крупной червячной нарезкой. Вал должен был вращаться и увлекать за собой массу воды, которая затем польется в трубу пошире. Миха, кажется, понимал это все. Но вот чертежи, лежащие на верстаке, были для него темнейшей и недоступной грамотой.

— Ты где учился этому?

— О-о, — засмеялся Франц, — нихт учился. Марки надо. Шулемарки надо. Нихт марки. Копф есть, — похлопал он себя по лбу ладонью.

— Ясно, — уныло сказал Миха, еще раз посмотрев на чертежи. — Моя, стало быть, негодящая.

Франц сдернул с Михи шапку, внимательно осмотрел голову с вихрастым слежавшимся чубом, откинул назад, потом произнес уверенно:

— Гут голова! Йа, йа! Гут, Миха, хорошо!

Миха недоверчиво, с надеждой посмотрел в широкое, доброе лицо Франца. Ему очень хотелось, чтобы именно так и было. И ни о чем другом в эту минуту он не желал думать. Франц поражал его своим умением слесарить. Михе тоже хотелось когда-нибудь достигнуть этого.

Дверь резко отворилась. Показался до неузнаваемости измазанный грязью и углем Лиликов.

— Вода в шахте прибывает! — крикнул он еще на пороге. — Давай, Франц, качать новым или старым — смену придется отменять!..

— Йа, йа… — откликнулся Франц, потрепал Миху по голове и пошел за Лиликовым.