Краткая история Англии и другие произведения 1914 – 1917

Восстание Монмута[367] показало, что у протестантизма есть народная, хотя и не всеобщая, поддержка. Сила девиза «папству – нет» собирала толпы, однако никогда – весь народ. Скорее, здесь можно говорить о городской толпе, которая была подвержена тем же эпидемиям мелочных заблуждений, какие сегодня сенсационная журналистика вызывает в городских толпах. Одной из тогдашних страшилок (чтобы не называть ее подлинным именем – «ложь») был «папистский заговор» – буря, осторожно развеянная Карлом II[368]. Другой была «Сказка о грелке, или фальшивом наследнике престола» – буря, которая в итоге смела Якова II [369].

Последний удар, говоря по чести, вряд ли произошел бы без участия одного из тех нелогичных, но совершенно очаровательных местных обычаев, к которым так склонна английская натура. Спор вокруг церкви Англии и тогда, и сейчас отличается от большинства подобных споров в одном важном пункте. Это не спор об учреждении – каким оно должно быть, или каким образом его следует преобразовать. Это спор о том, чем же учреждение является. Одну партию и тогда, и сейчас заботит только то, что церковь была католической, другую – что она стала протестантской. То, что случилось с англичанами, совершенно непредставимо в отношении шотландцев или ирландцев. Массы обычных людей полюбили англиканскую церковь, так и не решив, чем же она является.

Ее влияние сильно отличалось от влияния средневековой церкви. Маколей посвятил несколько страниц своего исторического труда доказательствам того, что англиканское священство в обществе XVII века было не более чем верхним слоем государственных служащих. Возможно, он прав; однако он не увидел, что это была выродившаяся формула куда более демократического священства Средних веков. К священнику тогда не относились как к джентльмену, зато к крестьянину могли относиться как к священнику. В Англии и тогда, и теперь многих радует народное представление, что священничество выше светской знатности.

В общем, в те годы национальная церковь была действительно национальной – может быть, интеллектуально расплывчатой, зато эмоционально яркой. Именно поэтому, когда Яков II поставил под угрозу это учреждение, он столкнулся с реакцией куда более народной, нежели привычное самодовольство вигов в парламенте.

Тут надо припомнить обстоятельство, которое обычно забывается. Я имею в виду вот что: влияние, называемое «папским», тогда вполне серьезно рассматривалось как революционная угроза. Иезуиты казались англичанам не просто заговорщиками, но разновидностью анархистов. Их абстрактные размышления пугали англичан, а уж абстрактные размышления таких иезуитов, как Суарес[370], были близки к самым крайним доктринам демократии и другим вещам, о которых в Англии даже не мечтали.

Последние предложения Стюартов в области веротерпимости казались большинству населения столь же холодными и пустынными, как постулаты атеизма. Единственными англичанами XVII века, имевшими отношение к туманным абстракциям, были квакеры. Уютное английское согласие дрогнуло, когда иезуиты и квакеры ударили по рукам. Чтобы две этих философских крайности встретились, требовалось нечто большее, чем интриги Стюартов – хотя бы потому, что эти крайности были философскими. Тем не менее обстоятельства подтолкнули изнывавшего от скуки, но обладающего чувством юмора Карла II к союзу с утонченным и независимым духом Уильямом Пенном[371].

Большая часть Англии была встревожена стюартовскими идеями веротерпимости, поскольку они выглядели слишком теоретическими и поэтому странными. Они опережали свой век и казались слишком утонченными и даже бесплотными на фоне его сгущенной атмосферы. В своей привязанности к материальному англичане испытывали ненависть к папству – пусть маниакальную, но искреннюю. Государство, как мы видим, надолго было превращено в давильню – машину пыток, нацеленную на католических священников и сочувствующих им. Говоря об этом времени, многие вспоминают об отмене Нантского эдикта[372], но английские преследователи католиков никогда не были столь терпимы: у них не нашлось эдикта ни для прекращения гонений, ни для его отмены. Однако в те времена английские преследователи, равно как и французы, по крайней мере угнетали меньшинство.