Есть свойство, которое англичане никогда не замечали в Наполеоне. За мириадами исследований о его мистической личности они не видели, насколько он безличен. Я бы даже сказал, – насколько он неважен. Наполеон говорил о себе: «Я войду в историю с моим кодексом[400]
в руке». Но в практическом смысле, отвлекаясь от присущей его имени славы, куда вернее было бы сказать, что скорее кодекс вошел в историю вместе с рукой, его подписавшей – причем неразборчиво. Это так, поскольку именно кодекс Наполеона раздробил крупные землевладения и воодушевил мирных крестьян – и там, где его имя было проклято, и там, где оно было практически неизвестно. При жизни, естественно, триумфальная череда его военных успехов слепила глаза, как вспышки молний. Пролившийся вслед за ними дождь был куда тише -тем не менее свежесть от этого дождя ощутима до сих пор.Нет необходимости повторять, что после разгрома одной мировой коалиции за другой в битвах, считающихся шедеврами военного искусства, Наполеон в итоге потерпел поражение от двух практически народных движений – сопротивления России и сопротивления Испании. Первое было в значительной степени, как это обычно случается в России, исполнено религиозного духа. Но во втором было больше того, что касается именно нас и составляет доблесть, зоркость и высокий национальный дух Англии образца XVIII века. В долгой испанской кампании прошел испытания и в итоге сделал ее победной великий ирландский солдат, впоследствии известный как Веллингтон. Но воистину великим он стал только после того, как столкнулся с Наполеоном лицом к лицу и победил его в последнем сражении при Ватерлоо.
Веллингтон, хоть он и был не по-английски логичным, имел много типичных черт английской аристократии. Его ум был ироничен и независим. Но если мы захотим понять, насколько строго такие люди ограничены их классом и как мало они в сущности знают о происходящем вокруг, вполне достаточно сказать, что Веллингтон считал, будто унизил Наполеона, не признав его истинным джентльменом. Если бы проницательный и опытный китаец сказал о Китайском Гордоне[401]
, что тот «на самом деле не мандарин», мы бы подумали, что китайская система и впрямь заслуживает репутацию одновременно и косной, и захолустной.Тем не менее величие имени Веллингтона заставляет нас предположить, что «косность и захолустность» – это еще не вся правда. Речь о том, что нигде англичанин не предстает более английским, чем за пределами Англии, и нигде так остро не ощущает притяжение почвы, как в открытом море. Это заложено в нашей национальной психологии, но никогда не имело имени или олицетворения, за исключением эксцентричного и явно исключительного образа Робинзона Крузо. Он – как раз тот англичанин, которого практически нельзя обнаружить в Англии. Сомнительно, чтобы французские или немецкие мальчики мечтали, вместо своих возделанных полей или виноградников, очутиться в пустыне. Однако многие английские мальчики грезили о том, чтобы их остров оказался вдруг необитаемым.
Можно сказать, что англичанин – слишком островной человек даже для своего острова. Он пробуждается для жизни, когда его остров оторвался от оснований мира, когда он повис, как планета, когда он полетел, как птица. И снова противоречие: истинная британская армия находилась в рядах флота. Храбрейшие из островитян были рассеяны по его плавучему архипелагу. Над ним по-прежнему сияла, и сияла все ярче, легенда об Армаде. Это был великий флот, но славу он унаследовал от тех времен, когда был мал. Задолго до того, как Веллингтон увидел поле Ватерлоо, английские корабли уже делали его работу, когда громили французский флот в испанских морях. Тогда воссиял свет над морем – свет жизни и смерти Нельсона, с честью получившего свои награды и с честью погибшего.
В отношении Нельсона трудно найти иные слова, кроме эпитета «легендарный». И сам час его смерти, и само имя его корабля1
отмечены печатью эпической полноты. Критики могут назвать это причудливым совпадением, пророки – промыслом Божьим. Даже его ошибки и неудачи пронизаны героическим духом, причем не в вольном, а в классическом толковании слова. Даже его падение выглядит сродни падению легендарных героев – он не устоял перед женщиной, но не дрогнул ни перед одним врагом среди мужчин.Он стал воплощением поэтического духа англичан. Духа настолько поэтического, что он отразился даже в таких вещах, которые на первый взгляд кажутся прозаическими.