Краткая история Англии и другие произведения 1914 – 1917

Но мы лучше поймем события, если будем рассматривать каждый Крестовый поход как Крестовый поход детей. Ведь порывы эти были исполнены того, что современный мир находит именно у детей (просто потому, что уничтожил это во взрослых). Жизнь людей той поры была полна, как полны осколки их вульгарного искусства, именно тем, что мы видим из окна детской. Лучше всего это можно уловить в более поздних работах: например, в пронзительно прописанных интерьерах Мемлинга[269] и практически повсеместно в позднейших и менее осмысленных современных произведениях искусства.

Именно это ощущение одомашнивало далекие земли и переносило под родной кров сам горизонт. Люди того времени умудрялись разместить по углам своих маленьких домиков концы света и края небес. Их перспектива груба и безумна, но это – перспектива, это не декоративная плоскость восточного искусства. Одним словом, их мир, как и у детей, был полон ракурсов – таких, что кратчайшим путем ведут в волшебный край.

Их карты еще провокационнее их картин. Их полусказочные звери – это чудовища, но одновременно и домашние животные. Невозможно передать словами эту исключительно яркую атмосферу, а ведь сама эта атмосфера уже была сродни приключению. Эти подробные видения удаленных земель, приходя в каждой дом, оказывались рядом; а вот королевские эдикты и феодальные склоки пребывали за краем окоёма. Святая земля была гораздо ближе к дому простого человека, чем Вестминстер, и неизмеримо ближе, чем Раннимид[270].

Давать реестр английских королей и парламентов, но не останавливаться на мгновениях религиозного преображения повседневной жизни – крайне глупо. Эту глупость можно проиллюстрировать современной параллелью, где светское и религиозное поменялись местами. Допустим, какой-то клерикал или роялист-писатель решил бы составить список парижских архиепископов с 1750 до 1850 года. В нем он отметил бы, что один из архиепископов умер от оспы, другой от старости, а еще один – в результате любопытного случая обезглавливания. Но при этом в его записях не упоминались бы ни суть, ни само имя Французской революции.

VII. Проблема Плантагенетов

Излюбленный пассаж «высокой критики» – в любых областях – заявлять: данный широко известный текст или политический деятель является «позднейшим» и на этом основании в рассматриваемом вопросе бесполезен. При этом, если имеют место два похожих события, обычно заявляется, что это одно и то же событие, и только последнее безусловно заслуживает доверия. Подобный подход зачастую не срабатывает в отношении самых простых фактов -столь распространенные в нашей жизни совпадения он игнорирует. Какой-нибудь критик из будущих времен, вероятно, выскажет взвешенное мнение, что сказка о Вавилонской башне не может быть древнее Эйфелевой башни, потому что смешение языков имело место именно на Парижской всемирной выставке. Большая часть следов Средних веков, известных современному читателю, также относится к разряду «позднейших» – к примеру, Чосер или баллады о Робине Гуде. И тем не менее для мудрой критики они заслуживают внимания и даже доверия. После эпохи остается обычно именно то, что в саму эпоху расцветало наиболее пышно.

Читать историю задом наперед – превосходная привычка. Разумеется, мудрее для современного человека и Средние века прочитывать задом наперед. Начать, например, можно с Шекспира, которого он может оценить самостоятельно и который еще под завязку набит Средневековьем. Это куда проще, чем пытаться читать историю от Кэдмона[271], о котором он ничего не знает и о котором даже специалисты знают крайне мало. Если сказанное верно по отношению к Шекспиру, то еще вернее это будет по отношению к Чосеру. Если мы действительно хотим знать, что же было самым ярким и заметным явлением в XII веке, не так уж глупо по этой логике задаться вопросом, что же осталось от него в XIV.

Когда рядовой читатель откроет «Кентерберийские рассказы», не менее развлекательные, чем романы Диккенса, и столь же средневековые, как Даремский собор[272], каков же будет его первый вопрос? Почему, например, рассказы именно кентерберийские и что же делали паломники на дороге в Кентербери? Они, разумеется, принимали участие в народном празднестве вроде современных фестивалей, только более дружелюбном и неспешном. Но мы, возможно, не готовы принять тот самоочевидный ход мысли, что их праздники пошли от святых, тогда как наши навязаны нам банкирами.