Вместо того чтобы поспать, вы, возможно, выбрали иной путь к ясности сознания и выскользнули из офиса, чтобы выпить большую порцию кофе. Однако сонливость проходит еще до того, как вы сделали первый глоток. Может быть, помог свежий воздух. Или все дело в нервах.
Напряжение копится целый день, по мере того как на вас наваливается одна проблема за другой. Сейчас, возвращаясь из кафе, вы беспокоитесь из-за груды скопившихся на столе бумаг, ехидного замечания начальника, надвигающегося срока сдачи проекта и невозможности успеть на футбольный матч к детям. Как только вы ступаете на проезжую часть, слышится клаксон, и вы замечаете «форд бронко», несущийся на красный. Вы отскакиваете на тротуар, проливая кофе из бумажного стаканчика и тяжело дыша. Затем приходит злость: вы понимаете, что от неминуемой гибели вас отделяли какие-то сантиметры. Сердце колотится, колени дрожат. В это время суток уровень кортизола и других гормонов стресса уже должен падать, приближаясь к ночному минимуму. Но тут происходит усиленный выброс их в кровь. Если перед этим вы были не очень внимательны, то сейчас насторожены, напряжены и перепуганы до смерти.
Уильям Джеймс написал, что «продвижение от животного к человеку ни в чем не проявляется так ярко, как в снижении частоты поводов для страха. <…> Цивилизованная жизнь наконец позволила множеству людей пройти путь от колыбели до гроба, ни разу не испытав подлинного ужаса»[232]
. Конечно, сегодня Homo sapiens – человек разумный – гораздо меньше опасается окончить свои дни в желудке какого-нибудь животного. Но ведь на смену этой угрозе пришли другие – как реальные, так и воображаемые. Помню, как в третьем классе, в годы холодной войны, пряталась под партой во время учебной атомной тревоги, как дрожала в машине, которую вел мой пьяный приятель-тинейджер, как выглянула из окна самолета и увидела, что двигатель горит, как проснулась посреди ночи от звона стекла, которое разбил вор, забравшийся в мою квартиру.А как-то осенью со мной произошел случай, который сейчас кажется скорее смешным, чем страшным, но тогда, разумеется, я чувствовала только страх. Тем вечером мы с моей младшей дочкой Нелл шли пешком от друзей, уставшие после двух дней активного отдыха. Поднимаясь в гору по направлению к дому, мы вдруг осознали, что все собаки в окру́ге заливаются бешеным лаем. В нашем окраинном районе городские дома перемежались с деревенскими; тротуары имелись только у недавно возведенных построек, владельцы которых держали двух-трех собак и все еще арендовали трактор, чтобы вспахать землю под зерновые и картошку.
Уголком глаза я заметила какую-то темную тушу на ступеньках стоящего напротив викторианского дома. Метрах в десяти от нас на соседском газоне рыл копытом землю огромный бык с выкаченными, налитыми кровью глазами, без сомнения раздраженный собачьей какофонией. Казалось, он весил не меньше тонны.
Мои руки и шея покрылись гусиной кожей. Нелл вопрошающе посмотрела на меня: «Мам?» Мы обе на мгновение замерли. Бык взревел. Я подпрыгнула, схватила Нелл за руку, и мы побежали к нашим воротам. Я знала, что бык не кровожадное животное, что это обыкновенный представитель вида
Уже оказавшись в безопасности, глядя через окно на улицу, мы наблюдали за тем, как бык бродил по заднему двору соседей, как подъехали три полицейских автомобиля. Группа солидных стражей порядка вылезла из машин и направилась к заднему двору. На какое-то мгновение они скрылись из виду. Затем вдруг выскочили из-за угла, все пятеро, и понеслись обратно, выпучив глаза, разинув рты и тяжело дыша. «Дружище, – крикнул один другому, – никогда не видел, чтобы ты так драпал!»
Следующие пять часов бык крушил соседский участок: топтал цветочные клумбы и овощные грядки, сшибал изгороди и даже пытался забраться по парадной лестнице, пока наконец полиция не загнала его в узкий проход между двумя домами и скотник не всадил в него из ружья заряд транквилизатора.
Кто бы вам ни угрожал: взбесившийся бык, безрассудный водитель или деспотичный начальник, ваш организм оказывается перед дилеммой «бороться или бежать», которую можно применить практически к любому аспекту нашей жизни.
Все начинается с подсознательного страха. «Мы устроены так, что сначала испытываем страх и лишь потом осмысливаем его», – объясняет Жозеф Леду, директор Нью-Йоркского центра нейробиологии страха и тревоги. В ходе серии блистательных экспериментов Леду выделил участки мозга, контролирующие страх, и нашел то, что называет двумя «путями страха» – «быстрым» и «медленным»[233]
.И если мы еще существуем, благодарить за это надо «медленный путь», уверяет Леду.