— Гд мистеръ Питеръ? сиросила я.
— Онъ отправился въ Ливерпуль; тогда была тамъ война; королевскіе корабли стояли въ мерсейскомъ усть; тамъ обрадовались, что такой славный малый (пяти футовъ и девяти дюймовъ онъ былъ) самъ предложилъ вступить въ службу. Капитанъ написалъ къ батюшк, а Питеръ написалъ къ матушк. Постойте! эти письма должны быть гд-нибудь здсь.
Мы зажгли свчу и нашли письма капитана и Питера. Нашли также умоляющее письмецо отъ мистриссъ Дженкинсъ къ Питеру, адресованное въ домъ стараго школьнаго товарища, куда, она вздумала, можетъ-быть онъ пошелъ. Они возвратили письмо нераспечатаннымъ, нераспечатаннымъ оно оставалось съ-тхъ-поръ, положенное невзначай вмст съ другими письмами того времени. Вотъ оно:
«Любезнйшій Питеръ,
„Ты, врно, не думаешь, какъ мы огорчены, а то, конечно, не оставилъ бы насъ. Отецъ твой сидитъ и вздыхаетъ, такъ-что сердце больно сжимается. Онъ не можетъ съ горя поднять головы; однако, онъ сдлалъ только то, что считалъ справедливымъ. Можетъ-быть, онъ былъ слишкомъ-строгъ, можетъ-быть, и я не была довольно-ласкова, но Богу извстно, какъ мы тебя любимъ, нашъ милый, единственный мальчикъ. Старый Донъ (собака) такъ печалится о теб: воротись и осчастливь насъ, мы такъ много тебя любимъ. Я знаю, что ты воротишься“.
Но Питеръ не воротился. Весенній день былъ послднимъ, въ который онъ видлъ свою мать. Та, которая написала письмо, послдняя, единственная особа, видвшая, что тамъ было написано, умерла давно, а я, посторонняя, даже неродившаяся въ то время, когда случилось это происшествіе, только одна распечатала его.
Письмо капитана призывало отца и мать въ Ливерпуль немедленно, если они хотятъ видть сына. По какой-то странной и частой случайности въ жизни, письмо капитана было задержано гд-то, какъ-то.
Миссъ Мэтти продолжала:
— Это было время скачекъ, и вс почтовыя лошади въ Крэнфорд отправились на скачки; но батюшка съ матушкой сли въ свою собственную одноколку… Ахъ! душенька, они пріхали слишкомъ-поздно… корабль ушелъ! А теперь, прочтите письмо Питера къ матушк.
Оно было исполнено любви, грусти и гордости. Гордился онъ своимъ новымъ званіемъ. Въ письм замтно было болзненное чувство отъ посрамленія въ глазахъ крэнфордскаго народа; но кончалось оно горячей мольбой, чтобъ мать пріхала и повидалась съ нимъ прежде, нмъ онъ удетъ изъ Марсея: „Матушка! мы, можетъ-быть, пойдемъ въ сраженіе. Я надюсь, что мы пойдемъ колотить французовъ, но я долженъ васъ увидть до-тхъ-поръ“.
— А она пріхала слишкомъ-поздно! сказала миссъ Мэтти: — слишкомъ-поздно!
Мы сидли безмолвно, обдумывая полное значеніе этихъ грустныхъ, грустныхъ словъ. Наконецъ я просила миссъ Мэтти разсказать мн, какъ мать это перенесла.