Крепкие узы. Как жили, любили и работали крепостные крестьяне в России

«Продаются за излишеством дворовые люди: сапожник 22 лет и жена его, прачка. Цена оному 500 рублей. Другой резчик 20 лет с женою, а жена его также хорошая прачка, также и белье шьет хорошо. Цена оному 400 рублей. А все оные люди хорошего поведения и трезвого состояния. Видеть их могут на Остоженке под номером 309».

«Продаются три девушки видные, возрастом 14 и 15 лет, и всякое рукоделье знающие, кошельки с вензелями вяжут, и одна из них на гуслях играет. О цене узнать в Арбатской части».

«Продаются дворовые мастеровые люди, поведения хорошего: 2 портных, сапожник, часовщик, повар, каретник, резчик, золотарь и 2 кучера… Тут же продаются 3 беговые молодые лошади».

Цену товара указывали не всегда – можно было сговориться на месте. Часто неправильно определяли возраст, лукавили насчет навыков и умений. Если дворовая девка дважды причесала хозяйку усадьбы, могли указать, что она научена ухаживать за волосами. Правда, покупатели знали о подобных ухищрениях и, если действительно требовался знаток какой-то профессии, не ленились и проверить заявленное. Могли поспрашивать у соседей продавца или поглядеть на товар «в деле».

Газетные объявления анализировал академик В. Ключевский и сделал вывод: «В начале царствования Екатерины (имеется в виду Екатерина II. – Прим. авт.) при покупке целыми деревнями… душа с землей обыкновенно ценилась в 30 рублей… В конце царствования Екатерины… трудно было купить имение дешевле 100 рублей за душу. При розничной продаже здоровый работник, покупавшийся в рекруты, ценился в 120 руб. в начале царствования и в 400 руб. – в конце его».

А вот еще расценки: в марте 1760 года помещик Никифор Сипягин продал сослуживцу, майору Писемскому, трех крепостных: Степаниду, Мавру и Ульяну. Выручил он совсем немного, всего три рубля. Невысокая цена объяснялась возрастом девчонок и отсутствием у них каких-то ремесленных навыков. К тому же Сипягин проигрался в карты, и торговаться ему было не с руки. А вот Писемский совершил очень выгодную сделку: любая из девочек могла превратиться в красавицу, которую потом можно было дорого продать в бордель, или научиться плетению кружев у вологодских мастериц. За это всегда накидывали цену!

«Дворянство ежедневно продавало… семью, лакея, повара, – писал издатель Николай Селивановский, – приобретение было дешево… Иногда дарили крепостных на именины».

Например, Сергей Львович Пушкин, отец поэта, подарил своей крестнице… крепостную Пелагею. Кроме кукол и платьев девочка обзавелась живой собственностью, с которой отныне могла поступать, как ей хотелось.

Торговать крестьянами долгое время позволялось только помещикам. Разбогатевший делец «из простых» мог рабочую силу лишь нанимать. Чтобы государь не прогневался, купцы охотно шли на подлог. В документах описывалось, как некий работник шел в услужение на долгий срок, а на самом деле он был продан. Правда, в 1721 году купцам-фабрикантам разрешили прикупать деревни к своим производствам, и в этом случае крепостные имели чуть другой статус, «заводские люди». Их считали наравне с орудиями труда, с инвентарем.

«У Пантелеймона, против мясных рядов, имеется к продаже крепостная, тридцати лет, и молодая гнедая лошадь», – вот обычное объявление для 1800 года.

Иногда добавляли характеристики: «золотые руки», «расторопная и ловкая», «обучена языкам» или «вышивает шелком». Знания хорошо ценились, владение ремеслом – еще больше. Таким крепостным можно было рассчитывать хоть на какие-то улучшения в своей судьбе. Например, обучила барыня дворовых девушек прилично шить, так потом они могли отправиться на службу к модисткам.