Крепкие узы. Как жили, любили и работали крепостные крестьяне в России

«Более пятисот гончих и борзых жили в довольстве и тепле, прославляя щедрость Кирилла Петровича на своем собачьем языке. Тут же находился лазарет для больных собак под присмотром штаб-лекаря Тимошки и отделение, где благородные суки ощенились и кормили своих щенят. Кирилла Петрович гордился своим… заведением».

За здоровье дорогих собак переживали не меньше, чем за домочадцев. Страстные охотники выписывали щенков из европейских стран, не отставали от них и просто любители хороших породистых собак. В конце XIX века, например, большим шиком считалось у знати приобрести леонбергера – помесь сенбернара и ньюфаундленда. Большие пушистые псы очень полюбились представителям многих королевских семейств.

А стоимость борзых собак вполне конкурировала с ценой за крепостного. Так, в 1826 году дворовые подали жалобу в Сенат на помещика Льва Измайлова, где помимо прочего упоминали такой факт: барин расстался с четырьмя своими верными слугами, которые работали в доме по тридцать лет, чтобы получить во владение столько же щенков. Это обвинение рассматривали в числе прочих, ведь на Измайлова жаловались и по другому поводу. Но обмен крепостных на собак каким-то нарушением не являлся – собственность барина. Волен поступать, как заблагорассудится!

Генерал Петр Хрисанфович Обольянинов, которого очень ценил император Павел I, был таким страстным собачником, что желавшие подольститься к нему действовали через любимых псов. Достаточно было приласкать генеральскую собаку да рассыпаться в похвалах, чтобы сердце Обольянинова растаяло. В Петербурге со смехом говорили, что домом управляют борзые, а не хозяева.

В лесах, во время охоты, не было у барина большего помощника, чем собственный егерь или ловчий. Часто на такую службу попадали смолоду, и за годы постоянного общения с помещиком устанавливались между ними особенно доверительные отношения. В «Рассказах старого помещика» В. Шомпулева есть такой характерный эпизод – барин совершил ошибку на охоте, упустил дичь, чем очень рассердил своего псаря.

«Гнался с арапельником его псарь… и помещик насилу от него ускакал… Вечером старик… начал перед ним оправдываться за совершенную на охоте ошибку».

То есть извинялся не псарь, что повел себя с помещиком как с равным, а барин – перед своим крепостным! Лишь крепкие дружеские узы могли сделать такое возможным.

Из-за трепетного отношения к барским псам появилась легенда, что крепостных женщин заставляли грудью выкармливать щенков. Информация об этом очень противоречива, и документальных свидетельств нет. В основном такие истории строятся на простом предположении: если помещик мог заставить крепостную сделать что угодно – значит, возможно и такое. Вот и в «Солдатских верстах» К. Г. Еремина есть такие строки в главе «Тростянка»:

«Однажды на облаве попался старый, опытный зверь и порвал деду мясо до костей. Шатаясь от потери крови, добрел Когтярь до своей избенки и увидел дома страшное зрелище: в люльке плакал его годовалый сын, мой будущий отец, а жена, заливаясь слезами, кормила грудью барского щенка. Оказывается, помещик Туркин, запугав ее угрозой согнать семью с земли, заставил, втайне от деда, кормить грудным молоком щенков со своей псарни. Приносил их туда туркинский дворовый…»

Было ли то художественное преувеличение? Или автор располагал настоящими фактами? Книга краеведа Еремина издавалась в 1960 году, и описывал он события далекого прошлого.

Среди дворни была и еще одна особая каста – камердинеры. У них был повод задирать нос перед остальными, ведь они прислуживали барину или его сыновьям, будущим владельцам поместья. Кроме того, хороший камердинер становился своего рода личным другом для помещика. Он должен был помогать ему принимать ванну, бриться, он выбирал одежду в соответствии со вкусом барина и обстоятельствами, камердинер располагал средствами, чтобы оплатить какую-то услугу (вроде доставки почты или найма извозчика).