Крещендо (СИ)

— Ты ничего не сделал? Я хоть и курил, но память у меня не отшибало! Ты уже две недели ебёшь мне мозг! Крутишь задницей! Заставляешь меня бегать за мышкой! Вытягиваешь свои губки, сверкаешь блядскими корейскими глазами! А твоё лицо, когда ты играешь? А твои пальчики? Пусть они будут на мне! Ты только и делал, что соблазнял меня! Окружил собой. Влез своей музыкой внутрь, всё там сломал! Но я не в обиде! — тараторит Май сначала в губы, потом в правый глаз, в лоб, в левый глаз, в ухо. Бродит своими безумными словами по моему лицу, улыбается.

— Май, поговорим завтра, я сыграю завтра! Я обещаю!

— Не ломайся! Сыграй! Сейчас я принесу тебе Лидочку!

— Не-е-ет! — я сцапываю его за черную хламиду, валю на себя, он не прикоснется к скрипке, это невозможно, он невменяем! - Не надо Лидочку! Ты же хочешь меня!

— Да… Тебя…

Он падает на меня, валит на пол, шарит по мне. Как страшно! Захватывает и прижимает эти чертовы бесценные и такие бесполезные руки, целует, рычит, жует губы, подбородок, всасывает кожу щёк. Из-под пластыря тут же полилась горячая струйка крови, чувствую свою соль на его губах. Чувствую его стояк, твердеющий в моё бедро. Как страшно! Я не хочу так!

Отпускает мои руки, лезет под рубашку, начинает её сдирать с меня. Вцепляюсь ему в волосы, рву, он зашипел: «Сссссука!» — но продолжает уничтожать рубашку. Я изгибаюсь и выворачиваюсь что есть мочи. Май, добравшись до моей голой груди и живота, погружает свое лицо туда, кусает, лижет. Я вцепляюсь в его плечи, спину, раздираю ногтями кожу, не вижу, но чувствую кровь, ей запахло. Моя из щеки, его со спины — мы с тобой одной крови! Ты и я! «Ссссука, тссссс, не остановишшшшшь!» — вновь шипит ублюдок. Лезет к джинсам, там нет ремня, терзает пуговицу, вырывает с мясом, начинает стягивать штаны, причем сразу с плавками! Нет, я не дамся! Пинаюсь, пяткой не получается, коленом, слабо, но пинаюсь. Хватаю его за руки, вонзаюсь в кожу, не даю стянуть джинсу. «Ссссволочччь! Убери когти!» — опять змеиный свист. Резко сбрасывает мои руки, подкидывает за джинсы и вытряхивает из штанов, я ударяюсь головой об пол. Вместе со штанами слетают туфли. Май прихватывает носки, вытаскивает из них мои ноги. Но достаю его голой пяткой в челюсть, он взвыл. Переворачиваюсь, бегу от него на коленках, но схвачен за щиколотку. Он тащит меня по паласу, блин так недолго стереть в хлам и живот и член с яйцами, больно!

Перехватывает за живот, приподнимает, пинаю, он меня роняет, я опять пытаюсь убежать, но куда?.. Опять цапает за ногу разворачивает и тащит на себя уже на спине, пинаю его свободной ногой, в лицо! Май падает на меня спиной! На грудь! «Вес среднего танка до 70 тонн», — вспыхивают в голове очень нужные сведения. Но теперь я могу достать его лицо! Впиваюсь в эту красоту ногтями! Я не мышь! Я кошак! Получи от меня, извращенец! И тут уже никакого сипа. Он заорал! Развернулся на мне и всей ладонью с размаха влепил мне пощёчину! То ли шея треснула, то ли челюсть вывихнута! Обожгло! А потом ррраз, и левой рукой, висевший на «соплях» пластырь отлетел в стенку.

Дёргает меня за плечи на себя и смотрит исполосованным лицом в меня, злоба хлынула из синих глаз! Глаза не чёрные? Он уже в сознании? Это плохо или хорошо? Плохо, понимаю я из того, что он начинает выкрикивать:

— Ты сссука! Что ты сделал со мной? Как ты это сделал? — и удар в грудь, а-а-а-п, дышать трудно. — Две недели! Две недели! И я в крошку! Ты, блядь, сломал меня! — тащит вверх за подмышки, швыряет в стенку, стукаюсь затылком, вокруг поплыло. — Сссука! Каждый день только о нём, только с ним! Дрочу, не сплю! Как ты это сделал? — удар в живот, и я начинаю оседать вниз, но сильная рука хватает за шею, поднимая, душит. — Ненавижу тебя, сссучонок! Кто тебе позволил внутрь меня влезть! Как ты это смог? Со мной так нельзя! Либо я трахну тебя, либо убью тебя и тогда избавлюсь от этого!

— Убей… — хриплю я из-под его пальцев, — скорее… а то больно.

— Нет! — резко отпускает меня, и я, голый, истерзанный, валюсь на него. Он подхватывает и на матрац. Я не вижу, что он делает, я кашляю, я не могу остановить слёзы и сопли… Шум в ушах, через который слышу его слова: — Неужели всё так безнадежно? Неужели у меня ничего не получится?

— Я ненавижу тебя! — кашляю я в него. — Я боюсь тебя! Ты ублюдок!

— Ты не можешь меня ненавидеть! Это неправильно! За что?

— За всё!

— Уходи, — совсем тихо сказал он, с лица его капают кровавые слёзы.

Я отползаю от него, сгребаю в кучу одежду, ползу к лестнице. Потом я останавливаюсь, поворачиваюсь:

— Отдай мне скрипку!

Он отрицательно мотает головой, смотрит в пол. Сидит на коленках около матраца, согнулся, руки сжимают пах. С подбородка свисает красная капля.

***

Как я добирался домой, плохо помню. Половину пути бежал по подмёрзшим пустым улицам, потом рядом остановилась машина. Из неё выглянул знакомый дядька. Тот самый, что отдал конверт в клубе.

— Эй! Скрипач? Что-то случилось?

Я киваю.

— Вырвался? Сбежал?

Я киваю.

— Молодец! Садись, довезу!