Май просветлел, внутри зажёгся огонек, и по венам разлилась энергия. Он начал деятельно руководить процессом освоения новой песни. Сегодня только схематически нотки разбирали. Особая проблема с Кабыкиным, тот неуч, ему нужно всё показывать. А что до меня, так я предложил пунктирный штрих и твёрдое стоккато на припев. Соло пусть делает сам, а я на скрипке длинно на легато подложу основные аккорды. Разбор основных табов и переходов занял больше часа, поэтому домой опять поздно. Я решился поговорить с Маем, раз уж репетиция прошла неплохо. Смело подошёл и спросил, не довезет ли он меня до дому.
- Ты же боишься! Тем более подморозило!
- А ты осторожней меня вези!
- Ладно, погнали.
Ни фига не осторожно, мчался как идиот. Пару раз я даже кричал ему в шею что-то матершинное. А когда подъехали к дому, Май вообще заорал на меня:
- Ты чего щиплешься–то! Мы же накрыться могли!
- Я неосознанно, от страха! – блею я.
- Ты что-то хотел сказать мне? – перебивает он.
- Май… послезавтра приезжает мой папа. А в воскресение концерт… Мне нужна скрипка…
- Ты знаешь, что делать!
- Май! Хотя бы на время! Достаточно уже издеваться надо мной! Я… я… измучился, ты сломал меня, мне так плохо…
- Мышонок! Я приготовил тебе точно такие же слова… Спасибо тебе за репетицию! Я поехал!
И оставляет меня в сиреневом дыму выхлопной трубы.
***
На следующий день подхожу к Маю сразу, утром, когда он с парнями у крыльца стоял, курил. Тяну его за рукав в сторону. Говорю, глядя на застежку его куртки:
- Ты когда будешь сегодня дома?
- Хочешь прийти?
- Да.
- За скрипкой?
- Да.
- Вечером.
Я только кивнул. Отменит репетицию? Будет репетировать со мной… Всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Всё будет…
Эту фразу повторил не менее миллиона раз, на уроках ничего не слышал, не соображал. Ничего не мог есть. А после уроков вообще молодец: отправился домой в сменной обуви, забыл переодеть, пришлось возвращаться.
***
Приехал на такси. Звоню в ворота. Срабатывает ключ. Прохожу в дом. Поднимаюсь на третий этаж. Май сидит на подоконнике, смотрит на меня. На столе в шёлке лежит Лидочка.
Я встал посреди комнаты, еле дышу. Жду команды, закусываю губу, руки вытянул вдоль тела, как солдат на карауле. А Май молчит, ни жестом, ни взглядом не подсказывает. Это не может продолжаться вечно! Я зачем сюда пришёл? Руки дрожат, но я буду смелым. Начинаю расстегивать куртку, снимаю, осторожно кладу на пол, туда же шарф. Стягиваю с пяток ботинки, двигаю их ногой к куртке. Грациозно снять носки не получилось, чуть не грохнулся, подпрыгивая на одной ноге. Теперь ремень. Ублюдок меня не останавливает. А руки дрожат все сильнее, с ремнем запутался. Вытаскиваю рубаху из штанов, начинаю расстегивать, но не получается, решительно стягиваю её через голову, но тут же прикрываю ей своё бледное тело. В страхе смотрю на Мая, тот сидит, как в зрительном зале на итальянской опере, когда текст непонятен, завораживает только музыка. Боялся, что разгляжу похоть, желание в его лице, но этого не было. Тогда я аккуратно складываю рубаху и помещаю поверх куртки. Теперь брюки. Боже мой! Лишь бы не вилять задом, а то буду выглядеть как провинциальный стриптизёр в своих серых плавках. Чёрт! И опять чуть не упал носом в пол. Встряхиваю брюки, складываю рубчиком, и уже целая пирамида моей одежды рядом. Стою в плавках, покрылся гусиной кожей, но не из-за холода, а от незащищенности. Меня трясет, причём начинает трястись губа, не могу сдержать. Закрываю глаза, считаю до десяти. Берусь за резинку трусов.
- Стоп! – кричит Май, я замираю и распахиваю глаза. Май уже спрыгнул с подоконника, нервно сглатывает, он в замешательстве. Секунд десять, и ублюдок решился: - Снимай!
Не могу справиться с дрожью. Ощущение, что кровь вылилась через пятки, её не хватает. Резинка трусов стала вдруг очень тугой, отдираю её от себя, спускаю бельё на щиколотки, вышагиваю из жалкой серой тряпочки.
- Ч-ч-ч-что т-т-теперь? – заикаюсь я, абсолютно голый.
Май показывает рукой на скрипку:
- Сыграй!
- Ч-ч-что с-с-сыграть? – трясущимися губами говорю я. Я не удивляюсь, я был даже готов к этому.
- Что-нибудь для меня, пожалуйста!
У меня потные руки. Шелковой тканью вытираю. Беру свою драгоценную, прижимаюсь лбом. Я выгляжу как идиот? Она поймет, простит! Что играть? Нужно плакать? Или будоражить? Но с собой нет нот! Нужно играть что-то знакомое… То, что учил давно – «Хихо де ла Луна». Мексиканская песня Хосе Марии Кано в переложении для скрипки. Без сопровождения с фортепиано будет намного хуже, но аппликатура и клавир мне знакомы хорошо.