Крещендо (СИ)

Там стою под ужасно горячей водой, боюсь задеть задний проход, щиплет и свербит. Боюсь открыть глаза, щиплет от слез, и в голове свербит вопрос: «Как мне жить дальше со всем этим позором и удовольствием?» Стоял, пока не стало дурно от пара и от безысходности. Не нашел полотенца, со второго этажа пошлёпал в комнату Мая мокрым, всё равно теперь…

Май, увидев голую, дрожащую, жалкую мышь, подскочил с матраца, на котором так и лежал, выразительно сверкая кровавыми царапинами на бедрах. Схватил плед и завернул меня в смешной кокон. Поволок к матрацу и с трудом заставил сесть, больно. Сам сел позади, обняв коленками мое флисовое тело. Потянулся рукой через меня к ноутбуку, пошевелил пальцем по сенсорной панели, и экран ожил. Стукнул пальцем по треугольничку, и из встроенного динамика полилась глухая музыка «Сына Луны», но играла не скрипка. На экране вижу маленького толстого китайского мальчика в белых трусиках с пультом в руках, мальчик сначала уморительно раскачивался на толстых ножках, вытягиваясь на носочках, а потом запел в пульт, как в микрофон. Слова не испанские, поэтому понять что-то трудно. Карапуз пел то-о-оненьким писклявым голосом, а потом вдруг забасил. Смешно! Так смешно, что я начинаю реветь… Это и есть та ссылка?

- Это ч-ч-то? – вою я.

- Али! Что же ты ревёшь всё время? Это та ссылка, что я посылал тебе! Я случайно нашёл в инете, решил тебя напугать. А ты… Ну, не реви!

- Т-т-ты не остановил меня!

- Али! Но я же предлагал посмотреть!

- Ты не остановил меня!

- Тихо-тихо… всё же хорошо? Зато у нас всё получилось…

- Ты не остановил меня!

- Я не мог! И я не хотел останавливать…

- Ты не остановил меня! – уже кричу я, потому что тот пар, который я накопил в душе, все-таки вырвался наружу! - Где настоящее видео? Отдай мне его! Я имею теперь право!

- Мышь… его нет, и не было. Я не снимал тогда, я сам был в ауте. А если бы оно и было, я бы никогда не выложил такое видео в сеть. Чтобы кто-то кроме меня разглядывал тебя! Я очень ревнив! Ну! Не плачешь уже? Успокоился? Улыбнись мне.

Я улыбаюсь. Хотя по лицу Мая я понял, что улыбка не получилась. Отталкиваю его и с трудом поднимаюсь, оставляя плед на матраце. Собираю по комнате свою одежду. Нагибаться больно, руки плохо слушаются, путаюсь в штанах, надеваю рубашку швами вверх, долго ищу носки, не могу завязать шнурки на ботинках. Но когда я склонился за курткой, Май наконец подскочил ко мне, все еще голый, и вцепился в куртку:

- Мышонок, не уходи! Ты куда? Все же хорошо…

- Все очень хорошо! – отвечаю я и не узнаю своего голоса. - Сейчас точно всё хорошо! Я свободен.

- Али! Какое свободен? Не уходи! Ты же сейчас со мной…

- Мне сказали, что ты со всеми сексом занимаешься один раз. А потом теряешь интерес! Какое счастье! Ведь теперь всё?

- Лёш… ты чего? Я люблю тебя.

- Ммм… любишь? Ну-ну…

Май выпускает куртку из рук, а я ухожу, я свободен. Только хочется умереть… Иду домой по проезжей части, по разделительной полосе, шатает. Кругом какие-то звуки: гудки, моторы, мат, но вижу плохо – все сливается в акварельную мешанину – слезы!

Комментарий к 14.

========== 15. ==========

Не могу сказать, сколько я брел, туда ли я брел. Но вдруг меня останавливает какая-то теплая сила, есть на что навалиться, есть на что опереться. Спасён!

- Лёша! Что случилось? Еле нашёл тебя! – голос папы в ухо. - Надо уйти с проезжей части. У тебя мокрые волосы? Пойдем…

Папа с испуганными глазами, без шарфа, с голой шеей, с грязными туфлями с трудом сдвигает меня с места, толкает к машине, в тепло, в родной запах. Мы едем домой, папа, обняв меня, ведет в квартиру, там дядя Илья. Он смотрит мне в глаза, оттянув нижнее веко, ощупывает руки, ребра, задирает рубаху, оглядывает кожные покровы. Поворачивается у отцу:

- Просто нервный срыв! Нужен сон, горячее питьё, и вот, это принять… Может быть, завтра поговорите. Сейчас не нужно…

Отец жмёт ему руку и ведет меня в комнату, раздевает и укладывает в постель. Пью большую кружку горячего чая, заглатываю большую белую таблетку. И пустота, только рука отца гладит лоб.

***

Отцу нужно уезжать. Он нервничает, ему тревожно оставлять меня одного. Много раз за утро он пробует со мной поговорить, выяснить, куда я вчера убегал, кто меня обидел, но я кремень. Зачем отцу знать? Хотя он, конечно, догадывается, что дело в моей личной жизни. И даже задает вопрос:

- Это связано с Маем? Это он тебя обидел?

- Нет! Уже всё прошло, всё нормально. Я всё решил…

И, действительно, отоспавшись, я чувствовал себя гораздо лучше. Я уверен: теперь ублюдок от меня отстанет, потеряет ко мне всякий интерес. Максимум – потребует записать скрипку для «Маёвки». Это пожалуйста! Теперь я буду свободен! Конечно, цена свободы слишком высока для меня. Но ведь заплатил! Понятно, что обида скребется внутри, и воспоминание о пережитом унижении не изгладится быстро. Но ведь Май не собирается выносить наши отношения на общественное растерзание! По-моему, он именно об этом говорил…