Когда он, задыхаясь, прибежал на Рыночную площадь, она оказалась опустевшей. Безлюдными были тротуары, свободными — стулья за окнами пивных. Банц понял, что демонстрация уже в пути, и побежал дальше.
Миновав поворот на Буршта, он увидел, что вся улица запружена нескончаемой бурлящей толпой.
— Что случилось? — спросил он, переводя дух. — Почему не идете?
— Впереди чего-то застряли.
— Кажись, там драка с красными вышла.
— А где Ровер? Падберг? Хеннинг?
— Кто их знает, наверно, в голове.
Банцу надо к ним. С минуту он размышляет. По Буршта не пройдешь. Это ущелье забито от стены до стены, прохожие, автомашины, повозки, — безнадежно. Но есть параллельная улица, Банц через проходной двор выбирается на нее. И вот путь свободен. Банц пускается бегом, его рука невольно крепче сжимает палку: ух, эти красные, он им сейчас всыплет!
Свернув на Грюнхоферштрассе, он выбегает на Штольпер-Торплатц, перед ним, теперь уже с другого конца, узкая Буршта. Бросив взгляд на голову колонны, Банц застывает, у него перехватывает дыхание.
Из-за стычки с полицией первые ряды остановились, идущие следом под напором колонны подались в сторону; улица во всю ширину заполнилась плотной, как стена, массой крестьян. А перед этой стеной, через два-три метра друг от друга, цепью стоят полицейские и бьют резиновыми дубинками и саблями демонстрантов, стремясь оттеснить передних, которых вновь и вновь подталкивают задние. Руками и палками крестьяне защищаются от ударов, пробираются вдоль стен, чтобы дворами выйти на Грюнхоферштрассе, но их оттесняют назад и дубинками гонят под дубинки.
У Банца вырывается яростный вопль. Вот оно, государство! Вот оно какое, да иным он себе и не представлял его.
«Кровопийцы! — думает Банц. — Кровопийцы! Избивать беззащитных, ни за что!»
Продвигаясь по краю улицы, он еще издали нацеливается на верзилу-полицейского, который саблей молотит людей по головам и бессмысленно кричит при этом: «Дорогу!»
Банц подкрался к нему сзади, перехватил палку с другого конца, но не замахнулся. Ему вдруг показалось недостойным ударить человека сзади, и он лишь сильно пнул его по голени.
Резко обернувшись, полицейский дико взглянул на Банца и промычал:
— Дорогу!
— Дорогу! — передразнил его Банц. — Ах ты живодер! Дорогу… — И рукояткой палки огрел его по виску так, что верзила, крутанувшись вокруг собственной оси, рухнул на мостовую.
Словно вдруг протрезвев, Банц посмотрел на упавшего, потом на лица стоящих рядом крестьян и будто сквозь пелену заметил, что они глядят на него вроде осуждающе.
— Уж больно он саблей размахался, негоже это, — пробурчал Банц и тихонько пошел прочь в сторону трактира тетушки Лизхен.
«Не стоит мне тут больше встревать, — подумал он удрученно. — Зайду-ка выпью пива».
Не успел он ступить на нижнюю ступеньку трактирной лестницы, как за его спиной раздался шум, топот.
Что-то с невероятной силой обрушилось на него, раскаленным железом пронзило мозг. Вспыхнули огненные искры, и он упал.
Почтамт Альтхольма находится на Буршта возле Штольпер-Торплатц. К операционному залу почтамта, расположенному на высоком первом этаже, ведет наружная лестница с двумя площадками.
На этой лестнице сейчас, в разгар битвы, столпились зеваки, не сводящие глаз с волнующего зрелища. В операционном зале тоже полно народу, все сгрудились у раскрытых окон, — и служащие почты, и публика, — смотрят на улицу, переживают, спорят, галдят.
Среди публики замешался и сельского вида мужчина в шляпе с кисточкой, которую он, впрочем, сейчас снял. Тайный посланец губернатора захватил самое удобное место; полулежа на подоконнике, он высунулся из окна, и ему видно то, что происходит сбоку, метрах в ста отсюда, и чего остальные в зале не видят: драку за знамя.
Она уже почти окончена. Хеннинга, так и не отпустившего знамя, проволокли за древко по мостовой к тротуару и вновь принялись молотить, пока его искалеченные руки не ослабели окончательно.
Знамя у него вырвали, полицмейстер Калленэ, несколько полицейских и следователь Гебель стоят с трофеем на тротуаре, а вокруг приливают и отливают волны растерянно толкущихся крестьян.
Со стороны вокзала появился маленький бородатый человечек в сером костюме с чемоданчиком в руке. Уголовный комиссар Тунк приметил его и стал наблюдать, забавляясь его поведением: человечек этот, явно озадаченный огромным скоплением людей, энергично прокладывал себе путь; то втискивался в толпу, то выскакивал из нее, то застревал. С неутомимостью муравья он снова и снова пытался пробиться сквозь запрудившую улицу толпу; на сей раз его вынесло неподалеку от группы со знаменем.
Следя за передвижениями мягкой широкополой фетровой шляпы, уголовный комиссар Тунк заметил, что она вдруг взяла курс прямо на эту группу, вокруг которой образовалась свободная зона. Крестьяне приостанавливаются там, молча глазеют, но неудержимый поток влечет их дальше.