— Коллегами?.. У того, кто пишет для «Крестьянства», нет коллег. Тут я влип один, других это не интересует, у них свой материал, получше! Неужели я напишу о том, как трое фараончиков увели у нас знамя? Позор!
— Люди добрые, — заскулил папаша Бентин, — ну как мне после этого в Альтхольме показываться?
— А вы не пытались спасти знамя? — спросил граф Бандеков Падберга. — И отнести его хотя бы в трактир? Почему вы дали втянуть себя в драку?
— Разве не я возражал с первой же минуты против знамени? — огрызнулся Падберг. — Теперь, конечно, виноват я. Впрочем, когда это случилось, меня не было там, впереди.
— А где ж вы были? — спросил Редер. — Ведь уговаривались, что вы присмотрите за Хеннингом.
— Присмотришь тут! Кто мог подумать, что фараоны бросятся в эту безумную атаку? Я ходил назад — узнать, что с Ровером.
— Ну, разумеется, — язвительно сказал граф. — Сбегали кое-что выяснить. В самую критическую минуту. Лишь бы самому не влипнуть, не так ли?
— Вот что, любезные, — разозлился Падберг. — Кто здесь вожаки? Я или Ровер с Редером? А может, вы, господин граф? Вы-то все где были, позвольте вас спросить? Да, да! Гоните вперед всяких чужаков, чтобы вам каштаны из огня таскали, не так ли?
— Ну не надо спорить, люди! — воскликнул растерявшийся папаша Бентин. — Граф был со мной, мы ходили за оркестром.
— Граф верно говорит, — вмешался Редер. — Тебе было поручено смотреть за Хеннингом, ты один и в ответе.
— Я в ответе? Ишь куда повернули! Да плевать я на вас хотел! Думаете, буду убирать за вами дерьмо? Сначала просите напечатать письмо вашего Раймерса, — не письмо, а срамота какая-то…
— Письмо подложное!
— А кто это обнаружил? Я!.. Затем назначаете демонстрацию, даже не зная, что предводителя давным-давно увезли…
— А вы знали?
— Тащите какое-то идиотское знамя, хотя любому дураку ясно, что это пахнет скандалом…
— Вы же сами помогали крепить косу.
— Наконец, вы допустили, чтобы весь народ согнали в кучу, а виноватым оказался я, именно я. Нет уж, увольте, поищите себе другого козла! Мечетесь, как куры, ну и черт с вами, я — пас! Обязанности редактора с себя слагаю. Не желаю больше с вами связываться. На немецких землях есть еще немало дел, и места есть, где полный порядок, где вшивой городской полиции не дают бить себя по морде… Благодарю покорно! Всего хорошего, господа! Мое почтение. Собирайтесь и любуйтесь друг другом без меня, навозники!
И Падберг, кипя от ярости, начал протискиваться вправо, к тротуару.
— Стой! — крикнул ему полицейский. — Вернитесь обратно. Выходить из рядов здесь нельзя.
— Что? — взревел Падберг. — Мне нельзя уйти отсюда? Мне, свободному гражданину вашей благословенной республики? Или не уплатил налогов? Или эта улица не для общественного пользования? Извольте пропустить меня, господин!!!
— Вернитесь, — сказал полицейский. — Есть распоряжение: никому из строя не выходить. Ступайте дальше.
— Кто это здесь дает такие распоряжения? Кто? Покажите-ка его!.. Мне надо на вокзал! Я опоздаю на поезд. И вообще я — пресса! Вот мое удостоверение! Извольте…
— Погодите, погодите! Всего две минуты. Дойдете до павильона, а там пожалуйста…
— Падберг, иди сюда, — позвал его Редер. — Поговорить надо.
Падберг вконец разозлился: — Вы слышали? Нас конвоируют как арестантов. Такого срама…
— Вот господин, который все видел, — сообщил Редер, — и драку за знамя тоже. Он возмущен полицией. И хочет обо всем рассказать крестьянам, на собрании…
Падберг обернулся к человеку, который хотел избавить его от печального доклада в Аукционном павильоне. Но едва он взглянул на этого господина, как гнев его внезапно исчез. Падберг язвительно усмехнулся.
— Ах, господин комиссар политического отдела шокирован? Господа, позвольте вас представить друг другу. Господин уголовный комиссар Тунк из Штольпе. Господин Мюллер, господин Майер, господин Шмидт, господин Шульце. Значит, вы возмутились, господин комиссар? Вы поступили чертовски правильно.
— Моя фамилия Меггер. Я из Ганноверщины. Вы меня с кем-то спутали.
— О нет, я вас не спутал. Вас невозможно спутать, господин комиссар.
— Я тоже борюсь за крестьянское дело!
— Еще бы! — сказал Падберг. — Только на другой стороне… Убирайтесь прочь! — заорал он, внезапно рассвирепев. — Шпик! Дешевка легавая! Прочь!
— Вы меня с кем-то… — начал было тот, не моргнув глазом.
— Падберг, гляди-ка, — воскликнул Редер, — это Гарайс!
Мимо в открытой машине ехал бургомистр Альтхольма. Возле него сидел бледный Фрерксен и что-то горячо говорил ему.
— Ну вот они и снова рядышком, красные бонзы, — заметил Падберг.
Непрерывно гудя, машина пробиралась вперед.
— Видать, голубки замышляют еще какой-нибудь сюрпризик, — предположил Падберг. — Да, а куда девался наш простачок с Ганноверщины?
Но простачка уже и след простыл.
Бургомистра Гарайса можно убить, но парализовать его активность немыслимо.
Сидя в кресле у телефона, он размышлял несколько секунд: «Крестьяне атакуют с пистолетами полицию? Не может этого быть». Но тут же родилась следующая мысль: «Кто же там напортачил?»
И далее: «Прежде всего — предотвратить худшее».