жизни русскою земледельческого народа. Близкое соi едство с кочевыми ордами диких племен, ЖПНШПУ онусгошитсльными и внезапными набегами, и желание традить пнюресы поюмкоп-наслелников указали 3i(.'i оранный uyii" охранения имущества, нажитою 1яжслым трудом. Со времени первых печенежских и нолоиспких набеюв, пилон) до татарских ногромоя, KOI,VI мирная жизнь земледельцев очутилась на краю шбсли, русские люди неуюмимо придумывали всевозможные меры самозащиты личной и охраны имущее] ^снион По в те трудные времена ни на кого нельзя было положиться, и потому люди доверяли свое имущею гю голько матери сырой земле. Эюг обычай не у1рп1пл своего глубокого практического значения н в последующее время, когда в народную жизнь воргались новые враждебные элементы в сопровождении I^IKIIV внутренних неурядиц в виде разбоев, казачес!ва н крепостного права. Разнузданное своеволие, не знатнее меры и предела и приученное к легкой наживе нуюм 1рабсжа или собирания оброков, устремило спою алчносгь на чужие плоды трудовых сбсрсжснин н повергло народ в совершенную нищегу, возможную 1о\ько в дпн истинного лихолетья. Ог этих насилии люли ныпуждены были бежачь в неоглядную даль, liCKBib новые земли, и там, запасаясь новыми сбережениями, покинуть сгарый обычай зарывания добра в зем\ю. Па прежних же местах, как, например, у исконных земледельцев - белорусов, и до нынешнего дня обмолоченный хлеб зарывают в ямы, и притом тем же способом, как и в те времена, когда войска Карла XII ш\и на соединение с Мазспон. (Известно, что шведские солла1Ы, выходя па поля перед солнечным восходом, разрывали ямы, наполненные рожью, узнавая эш ме(-1л iio оэсутс! вию росы, коюрую высуишвала скрытая 'ien1^ Нечистая cina
лога зарыгого зерна.) У великороссов гочнотпк же еще жпвл любимая святочная Hipa - "хоронить золою и чисто серебро".
По всему 1ромдлному северу России, от финляндских ло сибирских границ, и от Соловецкою монастыря до "Гроиис-Сергиевской лапры, в пароле живет памяч i) о тех грабительских временах, которые изнесчны под общим именем "панщины". Это имя, несомненно, указьшп^г на ту эпоху, когда шайки разноязычного и разноцлеменного народа онустотнали Русь в тяжелую годину междунарстпия. "Панами" для олонецких северные местностей и беломорского поморья были и отряды ншелских войск, и приметавшийся к ним всякий бездомный сброд, вроде того, который, отбиваясь от польский войск Лисо^ского и Сансги, грабил народ от Волги до Северной Двины и Пинеги включительно. Это были нсболыние горсти людей, умевшие нападать врасплох и беспощадно грабить мелкие и разобщенные селения лесных местностей, - шайки, подобные тем, которых и костромских лесах заморозил Сусанин, а олонецкая баба истребляла, обливая горячим овсяным киселем*. Атаманам этих разбойничьих шаек припнсыпа1отся великие богатства, которые они и случае полных неудач спешили зарывать в землю. Вот образчик подобных преданий, записанный в Кадниковском уезде Вологодской губернии, могущий служи гь прототипом однородных рассказов:
"Выбрали себе паны притон в одном месте и стали из него наезжать и грабить, всего чаще по праздникам,
* ^ам^чшслыю, что ппмячь об этом собынш сохранилась в ЛодсПном ноле под пм^пс-м "Киселева дня", и цслпя группл wpcнет., имеч"""^ обшес па-л^иие "Рокзы", чсстует его в четпсрг Трочццпой иелслп.
когда народ расходился по церквам и на базары. Заберут паны что получше, а деревню зажгут. Этим они вывели народ из всякого терпения. И вот согласились против них три волости и окружили притон так, чю разбойникам некуда было деться. Стали они награбленное добро зарывать в землю и большой кадке, IT нс спроста, а с приговором, чтобы то добро никому не досталось. Атаман ударился о землю, сделался чертам вороном и улетел. Товарищей же его всех захватили и "покоренили"".
Разбои, принявшие благодаря полному неустройству управления обширные размеры, отчасти обязаны были своими чрезвычайными успехами еще тому, ч;о народ не переставал видеть в руководителях шаек чародеев, спознавшихся с нечистою силою. В этом убеждены были не только все члены шайки, но и сами атаманы, которые выделялись из толпы природным умом, пылким воображением, исключительною телесною силою и даже увлекательным даром слова. Разину, например, этому поволжскому богатырю-чародею, сам Илья-Муромец годился только в есаулы. И неудивительно, конечно, что, обладая такой сверхъестестиенной силой, Разин обогащался и окупами с проходящих торговых судов, и даже царскою казною с разграбленного и сожженного им первого русского корабля "Орла". Неудивительно также, если тревожная жизнь среди поисков новой добычи и преследований со сго
* 0(-ибыи вид старипноН казни разбойникин, сохранившийся ь преданиях Воло) ид^кого края. Он состоял в том, что у больпкя " дереид обрубали с одной стороны корни, для чего немного поднимали ей) рычагами и накреняли, чтобы образовалась нусипа и Ж)АИО было в нее iipocynyiii человека. Затем лерево опускали на снос' место и таким образом "иодкоренивали" пол ним ^uni.ix люден, как бы накрывая их колпаком.