Понимая, что проиграл, Леня обратился к Кокурину только с одной просьбой.
— Разреши попрощаться с Ларисой, начальник… — негромко сказал он.
— Прощайся!
Странное это было прощание. Леня, похоже, не произнес ни слова. Он только нежно обнял плакавшую Ларису и прижал к себе. А потом поцеловал ее…
Да и что мог сказать ей он, уже приблизившийся к той самой «стенке», которую ему наверняка вынесет суд?
С трудом оторвавшись от рыдавшей подруги, Леня подошел к муровцам.
— Спасибо, мужики, — почти по-дружески произнес он.
Всю дорогу до Петровки он был как-то странно спокоен. Не изменился он и на допросе, очень обстоятельно отвечая на все вопросы муровцев. Да, он был на квартире Загладиной шестнадцатого марта… Да, это он вместе с Кротовым убил ее… Нет, он не знает, кто приказал разыграть всю эту мелодраму… Где был в это время Бестужев? Валялся в соседней комнате, пьяный в лоскуты… Почему он не уничтожил магнитофон? Да потому что, напившись после дела на «хате» у Крота, сам не знал, куда дел его… Кто убил у него на квартире парня? Рыба, конечно, кто же еще! Почему они оставили пистолет? Об этом лучше всего спросить самого Перевалова…
Все это Леня говорил со все тем же странным спокойствием, с которым вел себя с первой же минуты ареста.
И причина этого странного спокойствия стала понятна только на следующий день, когда Леня отравился в камере…
Глава 17
Все было исполнено в лучших традициях гангстерских фильмов. Как только ближайший помощник Креста Семен Корнеев вышел из лифта, Палевый схватил его своими мощными ручищами за горло.
Корнеев попытался было вырваться и несколько раз ударил Палевого в грудь кулаками. Но тот, не обращая на потуги Корнеева никакого внимания, только усилил захват и, слегка напружинив мышцы, легко поднял его и понес к стоявшей у подъезда машине.
Один из его ребят открыл заднюю дверь, и Палевый бросил, словно сумку с продуктами, Корнеева на заднее сиденье. Затем уселся рядом с ним сам. За ним мгновенно последовал открывавший ему дверь парень.
Когда все были в сборе, сидевший рядом с водителем Юра Граф негромко сказал:
— Трогай, Валет!
И Валет, тот самый парень, который когда-то так нервничал на своем первом деле на улице Декабристов, мягко тронул «Волгу» с места.
Проехав Безбожный переулок, она повернула на Каланчевку и через Комсомольскую площадь направилась к Сокольникам.
Свернув у Путяевских прудов налево, машина вышла на Ширяевку и доехала до поворота на Краснобогатырскую улицу.
К этому времени Корнеев уже пришел в себя и тихо сидел в своем углу. Особой радости от встречи с Графом, прекрасно осведомленным об интригах Корнеева против него, он не испытывал: Граф не любил подлецов…
— Так вот, Сухой, — обратился к нему Граф, заметивший в переднее зеркальце, как тот открыл глаза, — нам, как ты сам понимаешь, нужен Крест… Что ты думаешь по этому поводу?
— Я не знаю, где он, Юра! — быстро ответил Корнеев. — Клянусь хлебом, не знаю! И никто не знает… Он исчез сразу же после того, как ты замочил Чарли и его ребят…
— Я не верю тебе! — холодно ответил Васильев, которому всегда был неприятен этот вечно всех и вся продающий человек.
— Но ты же знаешь Креста, — слабо улыбнулся Корнеев, потирая побаливавшее горло. — Зачем он будет кому-то говорить о своем местопребы-вании?
— Ты не кто-то, — все так же холодно отрезал Граф, — а его преданный холуй! И ты не можешь не знать, где твой хозяин! Не скажешь?
— Мне нечего тебе сказать, Юра… — несколько виновато улыбнулся Сухой.
— Дело твое, — пожал плечами Граф и повернулся к водителю: — Останови!
«Волга» остановилась, и все, за исключением водителя, вышли из нее и направились в чернеющий слева лес.
На всякий случай Корнееву заклеили пластырем рот. Но тот не стал бы кричать, если бы ему даже вручили для этой цели громкоговоритель. На помощь к нему все равно никто бы не пришел, а пулю или нож он получил бы моментально. Он хорошо знал, с кем имел дело…
Они миновали два пруда по аллее и свернули в лес.
Подойдя к большому дереву, Граф взглянул на одного из сопровождающих его парней.
— Давай!
И тот вытащил тускло блеснувшую в свете на мгновение выбившейся из-за туч луны стальную проволоку. Сделав петлю, он набросил ее на шею Корнееву и потянул так, что проволока тут же врезалась в кожу. Другой конец проволоки он закинул за толстый сук и взглянул на Графа.
— Ты только себе делаешь хуже, Семен! — проговорил тот. — Ну кому нужна вся эта голливудщина? Мы же русские люди! Ведь ты же прекрасно понимаешь, что проиграл! Так к чему же темнить? Если, конечно, — пожал он плечами, — жизнь Креста тебе до-роже твоей, то это другое дело… В общем, смотри сам!
Конечно, Корнеев посмотрел бы… Если бы знал куда! И дело было не в Кресте. На Креста Корнееву было сейчас наплевать. Своя рубашка ближе к телу. И он бы выдал не только Креста! Если бы не маленькое но: Сухой не сомневался, что Граф в любом случае убьет его.
Тем временем Васильев, которому надоело молчание Корнеева, взглянул на державшего струну парня, и тот натянул ее.