Крестные братья

И когда мать умерла, четырнадцатилетний Олег, к удивлению соседей, не проронил на похоронах ни слезинки. Но потом, после поминок, когда его уже никто не видел, он проплакал почти до утра, проклиная свою нескладную жизнь.

А та вдруг понесла его, как весенний поток несет хрупкую доску, швыряя ее во все стороны и с силой колотя о берега, но не разбивая и не вышвыривая на берег.

И как-то само собой получилось, что этот поток затащил его на Преображенский рынок и заставил ограбить неизвестно для чего магазин «Рыболов-спортсмен». Хотя брать там, с точки зрения здравого смысла, было практически нечего. Особенно если учесть, что почти рядом находился богатый комиссионный магазин…

Ну а дальше пошло-поехало…

И наверное, тот же самый поток занес его в конце концов в эти самые Утренние Росы.

Как ни странно, но именно здесь он впервые почувствовал себя за последние годы в своей тарелке. Не надо было бояться каждого телефонного звонка и громкого звука, заставлявшего вздрагивать и хвататься за рукоятку пистолета, несмотря на многочисленную охрану…

Но он не мог не понимать и того, что это «не надо» пришло к нему слишком поздно и… не окончательно…

Он играл в смертельную игру, и сейчас на кону стояла его жизнь…

Горелов остановился и закурил. Потом уселся на сделанную им самим небольшую скамеечку и задумчиво смотрел на заход солнца. Только сейчас, когда напряжение последних дней немного отступило, он по-настоящему почувствовал, как устал. Ведь практически всю свою жизнь Горелов провел в ожидании. Да, на зонах он не работал, но это вовсе не означало спокойной жизни. Наоборот! Попадая за колючую проволоку, он думал только об одном. О воле. И тогда она казалась ему какой-то доброй и чуткой женщиной, способной понять и простить, в то время как на деле почему-то чаще всего являлась в погонах какого-нибудь майора из паспортного стола, который не хотел его прописывать…

И даже сейчас, когда он имел и вес и власть и зоны ему больше не грозили, он был далек от того, что называется душевным равновесием.

Все правильно, человек, которого охраняют, обречен на вечное беспокойство. Само слово «охрана» подразумевает страх… Горелов так вдруг расчувствовался, что достал из кармана дубленки плоскую флягу с коньяком и, отвинтив крышку, выпил ее большими глотками.

Приятное тепло побежало по всему телу.

А что, пришла вдруг в голову шальная мысль, было бы с ним, если бы ему сейчас снова было пятнадцать лет? Пошел бы он в этот «Рыболов-спортсмен»?..

Ответить на этот вопрос Горелов не успел. Он так и не понял, что произошло, только почувствовал, как что-то острое и горячее вонзилось ему в сердце и, застряв там, разорвало его на мелкие частицы.

Жена обнаружила его только утром, вечером в лес она идти побоялась. Она не стала ни кричать, ни звать на помощь. Она даже не плакала. Опустившись рядом с Олегом, она положила его голову себе на колени и закрыла ему глаза. Потом, глядя на удивительно умиротворенное лицо, долго гладила его холодный лоб…

Здесь, у ее коленей, лежал не вор в законе и гроза того самого мира, который стоял по ту сторону закона, а тот, кто заботился о ней все эти годы и кого она любила всю свою жизнь. И эта любовь была сильнее всего того, что говорили о ее муже люди…

Глава 19

— Ну что же, — все тем же насмешливым тоном, каким он говорил со своими помощниками несколько месяцев назад, произнес Каретин, — я вынужден поздравить вас с успехом… Молодцы!

И он крепко пожал им руки.

— Вообще-то, — улыбнулся Малинин, — по-здравления на сухую… как-то странно выглядят, Евгений Борисович! Не по-русски…

— Ну, во-первых, — улыбнулся Каретин, — о русском в нашей стране пора забывать, а во-вторых, кто это сказал, что на сухую?

И он достал из ящика стола бутылку «Белого аиста».

— Еще из старых запасов! — улыбнулся он. — Так что прошу!

— Ну, это другое дело! — развел руками Малинин, на лице которого было написано искреннее восхищение своим шефом. — Только лимончика не хватает!

— Обижаешь, Макс! — укоризненно взглянул на него Каретин. — Лимончиков как раз хватает!

И он извлек из другого ящика блюдечко, на котором лежали порезанные лимоны и разломанная плитка шоколада.

— Ну, шеф, — влюбленно глядя на Каретина, протянул Кокурин, — вы даете!

— Главное, чтобы вы давали, ребята! — уже серьезно произнес тот. — Мне уже немного осталось…

Ни Кокурин, ни Малинин из деликатности не стали спорить и доказывать обратное, как это обычно делается в подобных случаях.

Все правильно… Каретин уже давно выслужил положенный ему срок службы и после недавней смены начальника МУРа в любой момент мог быть отправлен в отставку.

Новые начальники всегда имели склонность ставить на ключевые посты своих людей. И хотя Каретин и с новым начальником был на «ты», это в условиях определенной конъюнктуры ничего не значило…

Малинин разлил коньяк и поднялся со своего места.

— За вас, Евгений Борисович, — произнес он, глядя Каретину в глаза. — За то, что вы сделали из нас не только в общем-то неплохих сыщиков, но и нормальных мужиков… И дай вам Бог удачи во всем!