Крестные братья

— И снова выстрелы в Таджикистане, — продолжил Ветров, — мгновенно отозвались эхом в Москве. На даче Бектемирова практически была в полном составе расстреляна группа Аслана. Там не было только самого Волохова. При обыске дачи на ней найдено оружие, из которого были расстреляны курьер на Ленинградском шоссе и… наши сотрудники…

— Дальше! — достал из пачки сигарету генерал.

— В нашу последнюю встречу, — продолжал Ветров, — Волохов вел себя уже совершенно по-другому… Ни тени растерянности, полнейшая уверенность в себе и даже некоторая ирония. Я не сомневаюсь, что он был в Душанбе и прекрасно знает обо всех убийствах там. Не удивлюсь, если узнаю, что он сам их и организовал… Для нас, конечно, не составит труда выяснить, был ли Волохов в Таджикистане, если он даже и ездил или летал туда по чужому паспорту… Но пока нам это ничего не даст, поскольку доказательств его участия в этих убийствах у нас никогда не будет. По своим каналам я узнал, что в убийстве помощников Хана и его людей участвовал некто Бабаев, который в настоящее время находится в Италии. За неделю мы с помощью Интерпола сумели выйти на этого самого Бабаева, но и он, и работавший с ним Бережко были убиты на берегу моря…

Ветров замолчал и снова налил себе нарзана.

— Ты не с похмелья, Валя? — насмешливо покосился на него генерал.

— Нет, — отнимая ото рта стакан, покачал тот головой. — Просто вчера перепарился… Мне думается, — продолжал он, — что Бабаев встретился в Италии с эмиссарами нового хозяина картеля, нащупывающего выходы на европейский рынок. Думаю, они и убрали Бабаева и Бережко…

Ветров замолчал. Как ни жаль ему было товарища, но он все же был недоволен своим подчиненным. Работник его отдела не имел права подставляться под пулю подобным образом. Ни при каких обстоятельствах…

— Ты сам полетишь в Италию? — нарушил наконец несколько затянувшееся молчание генерал.

— Если пустите, — улыбнулся Ветров.

— И конечно, с Раскатовым?

Ничего не ответив, Ветров только развел руками: «О чем, мол, спрашиваете?»

— Черт с вами, — махнул рукой Афанасьев, — летите! Но без эмиссаров лучше не возвращайтесь!

— Не вернемся! — снова улыбнулся Ветров, обрадованный разрешением начальника.

Конечно, он и в Москве особенно не скучал, но все же конкретная оперативная работа была куда интереснее.

Да и опять же в Италии…

Глава 21

Владимир Александрович Бестужев сидел в кухне и пил кофе. Сегодня он не поехал на фирму. Ему предстоял важный разговор с братом.

Сделав несколько глотков, он закурил. Что ж, все правильно. И рано или поздно подобное должно было случиться. Собственно, его к этому и вели…

Политики обращались к нему и раньше. Но не такого уровня, как этот Никольский, с которым не далее как вчера он имел весьма продолжительную беседу.

Никольский без обиняков предложил ему крупный пост в своей партии и… участие в борьбе за власть. И застал Владимира Александровича врас-плох. Никогда в своей жизни тот даже и не помышлял ни о каких хождениях во власть и уж тем более о борьбе за нее. По той простой причине, что никогда, как и большинство интеллигентов, эту власть не любил.

Но после его фантастического превращения из безработного и, понятно, озлобленного журналиста в президента преуспевающей фирмы многое изменилось. И в первую очередь он сам.

Это раньше он мог сетовать на то, что у него не было ни Ясной Поляны, ни мужиков, которые бы кормили и одевали его, и тем самым оправдывать невозможность создания какого-нибудь шедевра. В какой-то степени это было даже удобно. Ну что, мол, поделаешь, никто на тебя не работает, как же тут про Карениных да Болконских писать?

И как приятно было мечтать о том, как заработает он несколько тысяч долларов и вот тогда-то уж точно осчастливит человечество ну если и не «Войной и миром», то уж чем-нибудь… этаким…

Но сейчас, когда он успел заработать куда больше, он уже и не помышлял о литературной деятельности. Дело, видимо, было совсем не в Ясной Поляне, а в отсутствии у него того самого, без чего не бывает ни Константинова, ни Шахматова, ни той же самой Ясной Поляны…

Но, к своему удивлению, теперь он думал об отсутствии у него таланта без той горечи, которая всегда охватывала его при этой мысли еще совсем недавно. И по большому счету его беда заключалась, как он теперь понимал, в том, что, высоко поднявшись над средним уровнем, он так и не смог дотянуться до тех, кто, не имея ни гроша за душой, тем не менее стоял над миром, обладая самой в этом мире высшей формой власти — духовной…

Что ж, ничего с этим не поделаешь. И смиряться с подобными нелицеприятными выводами все же лучше, имея за спиной «Князя Игоря» и… Никольского.

Но извечная опять же интеллигентская тоска по чему-то невыполненному у Бестужева все же осталась.