Крестные братья

Конечно, рассказы увлеченной итальянским искусством матери были излишне пафосны, и тем не менее спустя много лет Кесарев увидел Италию именно такой, какой она представала перед его мысленным взором в далеком детстве: светлой и нарядной. Даже не верилось, что эта страна наряду с Боттичелли и Рафаэлем дала миру «Коза ностру» и каморру. Трудно было представить, что в апельсиновых рощах могли прятаться боевики, готовые в любую минуту открыть ураганный огонь по любому, кто так или иначе шел против этих могучих организаций.

Ведь здесь все — и высокое чистое небо, и ласковое море, и прозрачный воздух, напоенный лимонно-апельсиновым ароматом, — располагали к любви и неге.

И тем не менее Кесарев приехал сюда вовсе не для того, чтобы бродить по старинным соборам и любоваться музеями, но — чтобы пролить все ту же кровь.

А в том, что ему придется это сделать, он не сомневался, ибо прекрасно понимал, что державшие в заложниках Мартова люди потребуют либо процент с прибыли, либо вхождения в дело.

Перед отъездом в Италию Кесарев долго совещался со Смоленским, и они выработали тактику на ближайшее время. Того, что его уберут сразу, Кесарев не боялся, поскольку это было бы слишком глупо: ведь тогда эти самые люди лишались всего, что рассчитывали приобрести.

Но он твердо знал: править здесь, в Италии, они должны без посредников и участников со стороны. А к этому дорога вела только через войну…

Не доезжая нескольких кварталов до дома Балиева, Селиванов вдруг произнес:

— Стоп!

Водитель послушно остановился. Селиванов протянул ему деньги, и тот улыбнулся.

— Грацио, синьор!

— Чао! — махнул рукой Селиванов.

Когда они немного отошли, Кесарев сказал:

— Зайди к нему сам, Леша, а я здесь посижу…

С этими словами он кивнул в сторону раскинувшегося под огромными деревьями небольшого кафе.

Кесарев уселся за свободный столик, и к нему сразу же подлетел одетый во все белое официант.

— A cup of coffee, please![7] — попросил Кесарев.

— Just a minute![8] — слегка поклонился тот и проскользил к стойке.

Да, кофе здесь был что надо. Не то что в Москве: вроде бы и везли его туда со всех концов мира, но похоже, не те это были концы.

И Кесарев вдруг вспомнил, как в детстве мать варила кофе и его аромат чувствовался даже на лестничной клетке.

С удовольствием выпив две чашки, он закурил.

«Поздравляю вас с началом итальянской жизни, Анатолий Николаевич!» — вдруг мысленно обратился он к себе. И тут же поморщился. Какой он, к черту, Николаевич! Да еще Кесарев! Он Бестужев! Анатолий Александрович Бестужев! Другое дело, что Бестужев вряд ли бы приехал в Италию наводить железной рукой порядок. Но… не дано предугадать…

Когда Кесарев заканчивал третий кофе, появился Селиванов.

— Порядок, Толя! — уселся он за столик и налил полный фужер холодного сока.

Подождав, пока приятель утолит жажду, Кесарев достал из кармана небольшую фотографию и показал ее Штыку.

— Кто это? — поинтересовался тот, глядя на симпатичное и волевое лицо мужчины лет сорока пяти, смотревшее на него с фотографии.

— Будет раскручивать «дело» Бабаева… — ответил Кесарев, убирая снимок.

Селиванов бросил на Кесарева быстрый и многозначительный взгляд.

— Нет, Леша, — покачал тот головой, — убирать его не надо… Просто знай, кто есть кто!

Кесарев расплатился с официантом и пожелал ему на прощанье хороших клиентов и всяческого процветания.

Когда они вышли из кафе, Селиванов не выдержал и многозначительно взглянул на Кесарева.

— Да, Леша, — понял тот его взгляд, — не все в жизни складывается так, как задумывалось… Английскому меня учила почти с пеленок моя мать…

Больше он ничего не сказал. И деликатный Селиванов не задал ни единого вопроса. О том, что Кесарев — не из тех семей, которые принято называть простыми, он догадывался и раньше. Слишком уж он выделялся среди тех, с кем сталкивала Селиванова судьба. И не только по ту сторону колючей проволоки…

На этот раз Балиев вел себя так, как обычно ведут люди, которым надоело бояться и они в конце концов на все махнули рукой.

Не выказав ни радости, ни страха, ни даже тревоги, он молча пожал руку Кесареву и указал на накрытый стол:

— Прошу!

После рюмки коньяка Кесарев перешел к делу.

— Прежде чем я пойду на встречу с теми людьми, — сказал он, — я хочу, Хасан Джевдетович, чтобы вы рассказали мне, что им стало известно от вас…

— Я полагаю, — вздохнул Балиев, — что за мной следили уже давно. И о том, что произошло в Душанбе, им ничего не известно. Во всяком случае, меня об этом никто не спросил… Ну а обо всем остальном я рассказал. А что мне еще оставалось делать с пистолетом у виска? — воскликнул он, впервые выходя из состояния безразличия, в котором пребывал последние два дня.

— Да, — серьезно ответил Кесарев, — делать вам больше ничего не оставалось!

Балиев удивленно взглянул на Кесарева, поскольку в его голосе не услышал насмешки. Что это? Неужели, наконец, взаимопонимание, или с ним продолжают играть? Впрочем, по голосу да и по глазам не определишь.

— За жизнь, Хасан Джевдетович, — продолжал Кесарев, — цепляются и не такие, как вы…