Крестный отец

Он вошел в застекленную патио-гостиную, где стоял рояль. Когда Джонни пел с ансамблем, он любил для смеха баловаться с клавишами, поэтому умел на слух играть песни в псевдобалладном стиле. Фонтейн присел и, аккомпанируя себе, промычал несколько нот, очень тихо бормоча слова. Спустилась Тина и, смешав себе коктейль, пристроилась рядом. Джонни сыграл несколько мелодий, и они помычали вместе. Оставив девушку у рояля, Фонтейн поднялся принять душ сам. Стоя под струей, он пропел пару коротких фраз на манер речитатива, потом оделся и прошел в гостиную. Тина по-прежнему была одна. Нино вовсю развлекался со своей девушкой – или опять пил.

Тина вышла на улицу прогуляться вокруг бассейна, а Джонни вновь сел за рояль и запел одну из своих старых песен. В горле не першило. Ноты выходили глухими, но полнотелыми. Он оглянулся на стеклянную стену. Тина все еще была там, за закрытой дверью, и ничего не слышала. Отчего-то Джонни не хотел, чтобы его кто-то слушал. Он начал сызнова со своей любимой старой баллады. Теперь он пел в полный голос, как будто на публике, и все ждал обжигающей хрипоты в горле, но та не появлялась. Он прислушался. Голос немного изменился, однако по-прежнему был приятным, стал гуще и глубже. Теперь это был мужской голос, а не детский. Фонтейн допел песню и задумчиво сидел у рояля.

– Недурно, старина, очень недурно, – произнес у него за спиной Нино.

Джонни резко повернулся. Приятель стоял в дверях один, без подружки. Джонни облегченно выдохнул: против Нино он ничего не имел.

– Так, давай избавимся от девиц, – сказал Джонни. – Отправь их домой.

– Сам отправляй, – ответил Нино. – Хорошие девочки, я не хочу их обижать. К тому же я только что поимел свою дважды. Нельзя же теперь оставить ее без ужина!

«Была не была!» – подумал Джонни. Пусть и девочки слушают, даже если получится ужасно. Он позвонил знакомому директору оркестра в Палм-Спрингс и попросил привезти мандолину для Нино.

– Додумался, тоже мне! Где я тебе достану мандолину в Калифорнии?! – заартачился директор.

– Где хочешь! – крикнул Джонни в трубку.

После ужина взялись за работу. В доме стояла тонна студийной аппаратуры, и девушек усадили следить за громкостью и записью. Нино аккомпанировал на мандолине, а Джонни исполнял свой старый репертуар. Пел в полную силу, совершенно не жалея голос. Связки не подводили; казалось, он может петь вечно. В месяцы, проведенные без голоса, Джонни часто думал о музыке, думал, как по-иному станет интонировать старые тексты. Он пропевал песни в голове, придумывая более интересные и сложные вариации. Теперь он исполнял их вживую. Иногда задуманное не получалось: то, что выигрышно звучало в голове, на деле звучало так себе. Но, черт побери, ОН. ПЕЛ. ВСЛУХ! Джонни не слушал себя, а сосредоточился на исполнении. Немного не попадает в ритм? Не беда, наживное! Внутренний метроном никогда не подводит. Просто нужно попрактиковаться.

Когда он закончил, подошла Тина и с сияющими глазами запечатлела на его губах долгий поцелуй.

– Теперь понятно, почему мама ходила на все твои фильмы…

В любой другой момент эти слова вызвали бы обиду. Сейчас Джонни с Нино засмеялись.

Затем на записи он прослушал себя по-настоящему. Да, голос изменился, притом сильно, но это был его голос, никаких сомнений. Он стал глубже, гуще, как Джонни уже заметил, более мужественным, нежели мальчишечьим. В нем звучало больше подлинных эмоций и характера. А техника исполнения и вовсе была выше всяческих похвал. Виртуозно и мастерски. И если он выдал такой материал без подготовки, то как же будет звучать, когда придет в форму?

– Это правда хорошо, или мне кажется? – Он подмигнул приятелю.

Нино задумчиво смотрел в его счастливое лицо.

– Чертовски хорошо. И все же давай поглядим, что будет завтра.

Пессимизм приятеля задел Джонни.

– Ах ты сукин сын! Тебе просто завидно. Забудь про завтра. Я отлично себя чувствую.

Однако больше он не пел. Они с Нино сводили девушек на вечеринку, и Тина провела ночь в постели с Джонни, однако он не сумел оправдать ее ожиданий. Ну и черт с ней, нельзя же получить все в один день.

Наутро Фонтейн проснулся со смутно-тревожным чувством, будто возвращение голоса ему привиделось. Когда пришло понимание, что это был не сон, возник другой страх: а если голос снова пропадет? Джонни немного помычал у окна, потом прямо в пижаме спустился в гостиную. Подобрав мелодию на рояле, он попробовал тихо ее пропеть. Ни боли, ни хрипоты не было, поэтому он добавил громкости. Связки работали прекрасно, совершенно без напряжения. Звук просто лился. Джонни понял, что черная полоса прошла. Теперь он вернет все. Плевать, если его фильмы провалятся в прокате. Плевать, что накануне у него не встал. Плевать даже на Вирджинию, которая очень расстроится, узнав, что он снова поет. У Джонни осталась только одна печаль: как жаль, что голос не вернулся к нему, когда он попробовал спеть дочерям… Было бы очень мило. Очень.

* * *