Читаем Крик в полуночи (ЛП) полностью

   - Я видел такие предметы раньше, но никогда не имел с ними дела, - ответил мистер Эйлинг. - Неужели и в самом деле можно увидеть что-то, глядя в этот шар?

   - Не желаете ли сами в этом убедиться?

   - Ну, это несколько не по моей части, - рассмеялся мистер Эйлинг.

   - Я хотела бы попробовать! - воскликнула Пенни. - Можно мне?

   - Конечно. Принцип очень прост: человек пристально вглядывается в шар, пока зрительный нерв не устает. Поскольку он перестает получать впечатления извне, человек видит события будущего.

   - Я слышал несколько иное объяснение, - сказал мистер Эйлинг. - По мере того, как зрительный нерв устает, он реагирует на отраженный свет, исходящий из шара. И человек видит то, что хочет видеть.

   - Я не согласен с таким объяснением! - резко произнес отец Бенедикт. - Шар точно предсказывает будущее. Хотите, мы это проверим?

   - Позвольте мне попробовать! - умоляющим тоном произнесла Пенни.

   Улыбнувшись несколько мрачно, монах погасил верхний свет и поднес горящую спичку к фитилям двух высоких белых свечей.

   Разместив хрустальный шар перед черным экраном, он поставил горящие свечи с обеих сторон. Пенни внезапно расхотелось принимать участие в эксперименте.

   Но прежде, чем ей удалось найти изящный способ отказаться, монах крепко сжал ее руку.

   - Положи ладони по обе стороны хрустального шара, - сказал он. - Смотри вглубь него. Вглубь. Итак, дитя мое, что ты видишь?

ГЛАВА 6. СКРИП В КОРИДОРЕ

   Когда Пенни вгляделась в полированную поверхность кристально чистого стекла, то увидела множество танцующих точек света, привлекших ее внимание.

   - Смотри глубже... глубже, - сказал монах. - Ты ничего не видишь?

   - Стекло помутнело.

   - Ах, да. Через мгновение оно снова станет чистым. Что ты видишь теперь?

   - Ничего. Совсем ничего.

   Отец Бенедикт нетерпеливо притопнул ногой.

   - Ты сопротивляешься шару, - пробормотал он. - Ты не веришь.

   Пенни продолжала пристально всматриваться в хрустальный шар.

   - Бесполезно, - сказала она наконец, отводя глаза. - Полагаю, я недостаточно ведьма!

   Она отступила от дракона, державшего шар, и на мгновение словно бы ослепла.

   - Я ничего не вижу! - выдохнула она.

   - Зрительный нерв парализован, - сказал монах, придержав ее, когда она покачнулась. - Сейчас все будет как прежде.

   - Да, я снова начинаю различать предметы, - сказала Пенни, успокоившись.

   Монах выпустил ее руку. Присев перед хрустальным шаром, он положил ладони на его полированную поверхность.

   - Хотите, попробую я? - спросил он. - Что бы вы хотели узнать о будущем?

   - Мне бы хотелось, чтобы вы отыскали для меня миссис Хоторн, - в шутку сказал следователь.

   В затемненной комнате лицо отца Бенедикта в обрамлении капюшона выглядело гротескным, когда свет падал на его угловатый подбородок.

   Момент был впечатляющим. Наступила тишина, как в гробнице, единственным звуком было потрескивание огня.

   Затем, совершенно неожиданно, Пенни услышала еще один шум. И хотя это не могло встревожить ее, она почувствовала, как у нее по коже побежал мороз. Она вздрогнула.

   Было ли это и в самом деле дуновение ледяного ветра? Она почувствовала его на своей щеке. Где-то открылась дверь. Вне всякого сомнения, она слышала скрип старого дерева.

   Пенни взглянула на мистера Эйлинга. Тот внимательно наблюдал за отцом Бенедиктом.

   Девушка напряженно вслушивалась. Кто-то наступил на скрипящую доску, когда крался по коридору? Или она просто слышала звук, обычный для старых домов?

   Скрип не повторился.

   Пенни также попыталась сосредоточиться на монахе. Загипнотизированный стеклом, в которое пристально вглядывался, он бормотал непонятные слова.

   - Шар становится чище, - бормотал он. - Что это? Я вижу курортный город на морском побережье - суета и рев волн. Ах, пляж! На песке два купальщика - девушка, возможно, лет шестнадцати-семнадцати, с темными волосами. На ней зеленый купальник. На среднем пальце - кольцо с черной камеей.

   Лицо мистера Эйлинга на мгновение приняло испуганное выражение, но он промолчал.

   - Ее спутница - пожилая женщина, - продолжал монах, говоря, словно в трансе. - У нее на плечах темно-синий пляжный плащ. Картина исчезает... я перестаю ее видеть.

   Взор Пенни, словно мощным магнитом, притягивали занавески, закрывающие выход.

   Она пристально смотрела на них. Дюйм за дюймом, дверь открывалась наружу. Затем между черными бархатными занавесями появилась рука и осторожно их раздвинула.

   Девушка задавалась вопросом, не обманывают ли ее глаза. Ей вдруг захотелось засмеяться или громко закричать. Но в горле у нее пересохло.

   Сцена казалась фантастической. Этого не может происходить в реальности, сказала она себе. Но занавески, все-таки, медленно отдалялись одна от другой.

   Рука стала видная очень четко, затем показался силуэт человека. Наконец, на черном фоне, возникло призрачно бледное лицо.

   На мгновение, Пенни увидела девушку, чуть старше себя, наполовину скрытую складками бархатной занавески. Их глаза встретились.

   И в это мгновение Пенни поняла, что девушка, которую она видит, - это та самая, которую они с Луизой подвозили прошлой ночью.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мизери
Мизери

От автора:Несколько лет назад, прочитав в блестящем переводе Сергея Ильина четыре романа Набокова американского периода ("Подлинная жизнь Себастьяна Найта", "Пнин", "Bend sinister" и "Бледное пламя"), я задумалась над одной весьма злободневной проблемой. Возможно ли, даже овладев в совершенстве чужим языком, предпочтя его родному по соображениям личного или (как хочется думать в случае с Набоковым) творческого характера, создать гармоничный и неуязвимый текст, являющийся носителем великой тайны — двух тайн — человеческой речи? Гармоничный и неуязвимый, то есть рассчитанный на потери при возможном переводе его на другой язык и в то же время не допускающий таких потерь. Эдакий "билингв", оборотень, отбрасывающий двойную тень на два материка планеты. Упомянутый мной перевод (повторяю: блестящий), казалось, говорил в пользу такой возможности. Вся густая прозрачная вязкая пленка русской набоковской прозы, так надежно укрывавшая от придирчивых глаз слабые тельца его юношеских романов, была перенесена русским мастером на изделие, существованием которого в будущем его первый создатель не мог не озаботиться, ставя свой рискованный эксперимент. Переводы Ильина столь органичны, что у неосведомленного читателя они могут вызвать подозрение в мистификации. А был ли Ильин? А не слишком ли проста его фамилия? Не сам ли Набоков перевел впрок свои последние романы? Не он ли автор подробнейших комментариев и составитель "словаря иностранных терминов", приложенного к изданию переводов трех еще "русских" — сюжетно — романов? Да ведь вот уже в "Бледном пламени", простившись с Россией живой и попытавшись воскресить ее в виде интернационального, лишенного пола идола, он словно хватает себя за руку: это писал не я! Я лишь комментатор и отчасти переводчик. Страшное, как вдумаешься, признание.

Галина Докса , Стивен Кинг

Фантастика / Проза / Роман, повесть / Повесть / Проза прочее