— Ну, каково чувствовать себя на мушке? — безжалостно добивал я ее. — Неприятное ощущение, не правда ли? А как подумаешь, что сейчас, через минуту, из этого маленького отверстия вырвется маленький кусочек свинца и пронзит твою грудь, вообще паршиво становится, да? Теперь понимаешь, что испытал я там, на вокзале, двадцать лет назад? А я испытал еще более мерзкие чувства, потому что любил тебя и верил. Вяземский, чего же вы ждете? Стреляйте!
— Нет! — выдохнула Рита. — Отец, не стреляй!
Ноги изменили ей, и она рухнула на землю. Припала к ногам академика и залилась слезами. Зрелище было довольно жалкое. Но тут и с академика словно сняли оцепенение. Он снова перевел пистолет на меня и прицелился.
— Умри, — ненавидяще процедил он сквозь зубы.
Он выстрелил, но выстрел я видел уже со стороны. Какая-то неведомая сила будто сорвала меня с места и перенесла в иное измерение. Нет, я остался стоять там же, где и стоял. На берегу, перед вооруженными людьми, один из которых только что выпустил в меня пулю. Я отчетливо видел ее полет, будто в замедленном кадре. Она медленно плыла по воздуху, рассекая его туповатым носиком, и приближалась ко мне. Я хотел отклониться в сторону, увернуться от верной смерти, но не мог пошевелиться.
Пуля неотвратимо приближалась, и я в это время спокойно наблюдал за лицом своего убийцы. Вяземский улыбался, но в какой-то миг его улыбка окаменела, а потом и вовсе превратилась в чудовищную гримасу. Он что-то крикнул, но, странное дело, звуки не долетали до меня. Наверное, я весь ушел в себя.
И тут я почувствовал чье-то присутствие. Хотел обернуться, и не смог.
— Просто освободи душу, — прошептал чей-то обволакивающий голос.
Не знаю как, но я внял совету. Что-то легкое и воздушное будто вышло из меня, и я обернулся, хотя тело мое осталось стоять, как и стояло — лицом к академику.
Передо мной из густоты воздуха материализовался Радзиевский. Это меня напугало, хотя и не так, как в предыдущий раз. Но тогда я был уверен, что сплю. Сейчас же мне было совсем не до сна.
— Вечно ты лезешь на рожон, — недовольно произнес призрак Радзиевского. — Дурак, тебе даровали новую жизнь, а ты распаляешь ее на любовные сцены. Ишь, сопли распустил. Любил, верил, убейте ее… Мы не в сериале! Нам человечество надо спасать.
Я снова начал сомневаться в том, что это не сон. Но Радзиевский упрямо продолжал гнуть свою линию.
— Мне уже надоело тебя спасать. Сначала я вдохнул в тебя жизнь… Ведь не считаешь же ты, что это сделал мой старинный друг Вяземский? Ни одному смертному это не под силу. Да и мне пришлось двадцать лет по вашему измерению просить дозволения на это у Высшего Разума. Еле уговорил. Сказал, что ты единственный, кто может нам помочь избежать катастрофы. Думал, молодой, здоровый, сообразительный — должен справиться. А ты меня подводишь. Заруби себе на носу: от смерти я спасаю тебя в последний раз. В следующий раз позволю тебе умереть, и сам материализуюсь в тело смертного.
Радзиевский бросил на меня раздраженный взгляд. Таким при жизни я его не видел.
— Но что мне делать? — спросил я.
— Как это что? Надо покончить с эфиром. Человечество еще не готово его принять. Пройдет еще не один десяток лет, прежде чем это случится. А до тех пор человек должен многому научиться.
— Но как это сделать, ведь эфир прочно вошел в нашу жизнь?!
— Надо его дискредитировать, — посоветовал Радзиевский. — Надо подорвать научные основы самой мысли об эфире, провозгласить его бессмысленным и бесполезным и объявить охоту на ведьм.
— И покончить с делом всей вашей жизни?
— Думаешь, Леонардо да Винчи было легче? Он тоже опередил свое время. Такие, как мы, просто затеряны во времени.
— Но как я смогу… дискредитировать эфир?
— Политика, — хитро подмигнул мне Радзиевский. — Только игра в политику может помочь. Но для этого тебе надо в совершенстве знать строение Кристалла. Это поможет тебе научиться управлять эфиром. Тогда ты сможешь расстроить работу моих аппаратов, которыми так беззастенчиво пользуется весь мир.
— Не приведет ли это к катастрофе?
— Нет, эфиризация еще не достигла такого масштаба. Вспомни хваленые дирижабли. Когда-то они считались самым надежным и удобным средством передвижения по воздуху. Сейчас их можно пересчитать по пальцам. Со временем человечество забудет и об эфире. Только узкий круг ученых будет по-прежнему ломать голову над решением этой проблемы. Но решит ее не скоро.
— А как же я? Если справлюсь, то… умру?
— Живи, сколько положено природой, — рассмеялся Радзиевский. — Никто не станет отнимать у тебя земную жизнь. Она слишком коротка, чтобы принимать ее всерьез. Ну а теперь пора. Сейчас я отправлю тебя обратно на землю. Только сам решай, куда именно. Не советую тебе возвращаться на тот берег. Похоже, Вяземский окончательно вышел из себя.
— Хорошо, перенесите меня в мой гостиничный номер. Нет, лучше к Лике.
Радзиевский неопределенно хмыкнул и взмахнул рукой.