Австралийцы при обсуждении федеральной конституции спорили по многим вопросам, но были единодушны относительно необходимости изгнания всех представителей небелых народов из Австралии. Следующие цитаты иллюстрируют взгляды той эпохи на важность «Белой Австралии». В 1896 году газета «Мельбурн эйдж» писала: «Мы хотим видеть Австралию домом великой и однородной европейской расы, полностью свободным от проблем, которые ввергли Соединенные Штаты Америки в гражданскую войну… Нам не придется защищать наших работников от дешевого труда выходцев с Дальнего Востока, если мы отвергнем само понятие нищеты». Один из первых законов нового федерального правительства Австралии в 1901 году стал закон об ограничении иммиграции, принятый с одобрения всех политических партий страны, желавших, чтобы Австралия впредь оставалась «белой». Этот закон запрещал иммиграцию проституток, безумцев, людей, страдающих от отвратительных болезней, и преступников (пускай сама Австралия изначально являлась местом ссылки преступников). Закон также предусматривал, что ни чернокожие, ни люди азиатского происхождения не должны допускаться в страну, и утверждал, что австралийцы должны быть «единым народом и оставаться таковым без примеси других рас». Лидер австралийских лейбористов говорил: «Приток этих инородцев настолько понизит наш общий жизненный уровень, что социальное законодательство очень быстро утратит эффективность. Но если мы будем выдерживать расовую чистоту и создадим национально однородное общество, то станем прогрессивным народом, которым, чем дольше мы проживем и чем крепче будем, тем сильнее британское правительство будет по праву гордиться.
Примеры других аналогичных взглядов того времени можно перечислять долго: «Цветные инородцы вовсе не те приличные люди, которых хочется видеть в австралийском буше»; нельзя ожидать, что китайцы «достигнут того уровня цивилизованности, который свойственен исконным австралийцам»; а «нарядно одетым дамам, посещающим церкви, наверняка приятно сознавать [это сарказм], что, быть может, на тех же самых скамьях восседали ранее толстые и пахучие носители всевозможных болезней, явившиеся откуда-нибудь из Иокогамы». Первый премьер-министр федеральной Австралии Эдмунд Бартон написал: «Расового равенства не существует. Эти [небелые] расы, по сравнению с белой, заметно уступают последней и являются неполноценными. Учение о равенстве людей никогда не предназначалось для уподобления англичанина китайцу… Мы можем лишь стремиться к тому, чтобы через образование и воспитание делать какие-либо народы равными другим». Другой премьер-министр, Альфред Дикин, заявлял: «Единство расы абсолютно необходимо для единства Австралии».
Британский министр по делам колоний возражал и осуждал политику Австралийского союза, основанную на расовой сегрегации, отчасти потому, что эта политика порождала трудности для Великобритании, которая пыталась заключить военный союз с Японией. Потому Австралия стала добиваться той же цели (расового единства) без публичных упоминаний о расовой чистоте: от иммигрантов требовали проходить тест-диктант – не обязательно на английском, но на любом европейском языке, по усмотрению иммиграционного чиновника. Когда очередной корабль с работниками прибывал из британской, но этнически разнообразной Мальты, и эти люди имели все шансы сдать диктант на английском, им вместо этого предлагали тест на знание голландского (на котором не говорили ни на Мальте, ни в Австралии), чтобы оправдать недопущение на континент. Что касается тех небелых, что уже проживали и трудились в Австралии, содружество депортировало тихоокеанских островитян, китайцев и индийцев, но позволило остаться двум малочисленным группам специалистов (афганским погонщикам верблюдов и японским ныряльщикам за жемчугом).