Неавстралийцам трудно понять, почему дню АНЗАК придается такое значение как национальному празднику. С какой стати праздновать гибель своей молодежи, преданных некомпетентными британцами, за полмира от родины, на полуострове, который конкурирует с Суданом в отсутствии какого бы то ни было жизненного интереса со стороны Австралии? Но я научился держать язык за зубами и не задавать таких рациональных вопросов, когда мои австралийские друзья по сей день проливают слезы, вспоминая высадку на Галлиполи столетие назад. Объясняется все просто: ничто не иллюстрирует лучше готовность австралийцев умирать за британскую метрополию, чем гибель австралийской молодежи на Галлиполи. Эта трагедия стала восприниматься как рождение нации, как отражение широко распространенного убеждения в том, что рождение любой нации требует жертв и кровопролития. Галлиполи символизирует национальную гордость австралийцев, сражавшихся за свою британскую «прародину» уже именно как австралийцы, а не как жители колоний Виктория, Тасмания или Южная Австралия; еще восхищает та эмоциональная преданность, с какой австралийцы публично признали себя лояльными британскими подданными.
Эта самоидентификация вновь стала явной в 1923 году, когда конференция стран-членов Британской империи приняла решение, что британские доминионы впредь могут назначать собственных послов и дипломатических представителей в зарубежных странах, а не доверять отстаивание своих интересов послам Великобритании. Канада, Южная Африка и Ирландия оперативно назначили своих представителей, но Австралия этого не сделала, поскольку, мол, в стране нет общественного стремления к обретению национальной независимости от Великобритании.
Однако отношения Австралии с Великобританией вовсе не походили на отношения послушного ребенка, жаждущего одобрения, и строгой, но справедливой матери. Они также содержали элемент, что называется, «любви – ненависти». В качестве примера можно привести моего друга, который работал на австралийской бойне овец: часть продукции предназначалась для внутреннего потребления в Австралии, а остальное экспортировалось в замороженном виде в Великобританию. В ящики с овечьей печенью, которые увозили в Великобританию, мой друг и его товарищи порой подкидывали желчные пузыри, поистине омерзительные на вкус. Более серьезным примером «любви – ненависти» между Австралией и Великобританией могут послужить высказывания австралийских премьер-министров после Второй мировой войны (их я процитирую позже).
Значимость Второй мировой войны для Австралии была совсем другой по сравнению с Первой, поскольку сама Австралия подверглась нападению и поскольку ожесточенные бои шли на островах возле Австралии, а не за полмира от нее. Капитуляция крупной британской военно-морской базы в Сингапуре японцам часто рассматривается как поворотный момент в эволюции австралийского самосознания.
На протяжении двух десятилетий после Первой мировой войны Япония наращивала свои армию и флот, начала необъявленную войну против Китая и стала представлять потенциальную опасность для Австралии. Защищая свой доминион, Великобритания всячески укрепляла базу в Сингапуре, на оконечности Малайского полуострова, пускай эту базу отделяло от Австралии 4000 миль. Австралия рассчитывала на этот отдаленный форпост, а также корабли еще более отдаленного британского флота, сосредоточенные в основном в Атлантике и Средиземноморье. Но нельзя винить исключительно Великобританию в провале, назовем ее так, сингапурской стратегии, ибо сама Австралия пренебрегала мерами для обеспечения собственной безопасности. В стране отменили призыв на воинскую службу в 1930 году, она располагала скромной авиацией и малочисленным военным флотом. В составе последнего не было ни авианосцев, ни линкоров, ни кораблей мощнее легких крейсеров, вследствие чего флот совершенно не годился для отстаивания интересов Австралии и ее международных торговых путей, которым угрожала Япония. В то же время сама Великобритания столкнулась с непосредственной угрозой со стороны Германии и была вынуждена отложить военные приготовления против Японии.