Кризис в красной зоне. Самая смертоносная вспышка Эболы и эпидемии будущего

Могилы для жертв Эболы копали в спешке. Умерших погребали в мелких ямах и наваливали сверху могильные холмики. Шли сильные дожди, которые размывали холмики, обнажая белые мешки. Собаки и крысы раздирали мешки и разрывали тела на куски. В траве валялись ребра и кости конечностей, из одного из холмиков торчала бедренная кость. Кади, мать Тетушки, была глубоко удручена этим зрелищем. Родные стояли на значительном расстоянии от могилы, а могильщики в биозащитных костюмах опустили гроб в неглубокую яму и засыпали его землей.

Домой они поехали на такси, и во время поездки Мохамед Йиллах, брат Фонни, почувствовал, что у него поднимается температура. Он не сомневался, что у него проявляется Эбола, и, попросив таксиста остановиться на несколько минут у больницы, поспешил сдать кровь на анализ. Вернувшись домой, Йиллах велел детям не прикасаться к нему. Он заперся в своей комнате и велел родным оставлять еду для него под дверью.

В тот же день, уже ближе к вечеру, скорая привезла Хумарра Хана в Центр по лечению Эболы (ЦЛЭ) «Врачей без границ», находившийся в Кайлахуне, на территории сьерра-леонского вождества Кисси-Тенг. Центр представлял собой кучку палаток, установленных в лесу поблизости от города. В нем уже было полно пациентов, и непрерывно продолжали поступать новые больные. Сотрудники лагеря были глубоко измучены, не высыпались и находились на грани нервного срыва. Когда Хан приехал в лагерь, к нему отнеслись как к самому обычному пациенту. Кто-то взял у него кровь из вены на анализ, и его отправили в одну из палаток «красной зоны».

Центры по лечению Эболы «Врачей без границ» представляют собой пластиковое воплощение Старинного закона. В древности «красной зоной» служила хижина из пальмовых ветвей, находившаяся на отшибе от деревни и снабжаемая водой и пищей. Заболевших оспой изолировали в «красной зоне» от любых контактов с обитателями деревни. От оспы (как и на тот момент от Эболы) медикаментозного лечения не существовало. Поэтому человека помещали в «красную зону», и он либо выживал, либо нет. После того как выжившие выходили из хижины, ее сжигали. Это соответствовало захоронению трупов на месте, которое практиковали «Врачи», копая могилы рядом с лагерем.

В типичном Центре по лечению Эболы «Врачей без границ» имелось около дюжины палаток-изоляторов из белого пластика, расположенных в одну линию в центре «красной зоны». В каждой палатке было установлено 20 коек для больных. У каждой койки стоял пластмассовый таз, который пациент мог использовать для рвоты. Около палаток тянулась цепочка будок-туалетов с ямами. Если у больного начинался понос и он не мог ходить, ему подкладывали одноразовую впитывающую пеленку, которую служители должны были менять раз в день. Больным давали еду в тарелках и бутылки с простой водой и газировкой. «Красную зону» окружало ярко-оранжевое пластмассовое ограждение. Имелась площадка, предназначенная для посетителей, где родные и друзья пациентов могли через ограду разговаривать с больными. Посетителям рекомендовали стоять на расстоянии не ближе двух метров от ограды. У больного Эболой могла внезапно открыться неудержимая рвота, при которой заразные брызги разлетаются почти на два метра.

Хана поместили в привилегированные, можно сказать, условия — палатку для заразившихся местных медработников, где было всего шесть коек. Часть «красной зоны», расположенная ближе к зоне для посетителей, закрывал жестяной навес, укрепленный на деревянных столбах. Сидя на пластмассовом стуле под этим навесом, Хан сделал несколько звонков правительственным чиновникам со своего нового секретного телефона. Телефон он использовал очень экономно. В «красной зоне» не было электричества и, следовательно, возможности зарядить телефон, когда аккумулятор «сядет». И вынести его из «красной зоны», чтобы зарядить, нельзя, потому что он заражен частицами вируса Эбола.

Солнце спускалось к горизонту, а Хан молился. Он не чувствовал себя очень уж больным. У него лишь немного повысилась температура и ощущалась ломота в теле. И аппетит у него был отличный. Ни рвоты, ни поноса. Такое он наблюдал у многих пациентов. Болезнь может начаться как легкое недомогание, которое даже и не замечаешь сразу.

В лагере зажглось несколько огней. Где-то гудел генератор, снабжавший электроэнергией две лабораторных палатки с аппаратами для анализа крови и холодильниками. В сотне футов от палатки Хана стоял холодильник, где лежала замотанная клейкой лентой выщербленная, помятая, замызганная кубическая коробка из белого пенопласта со стороной около 45 сантиметров. Никто в лагере не знал, что в этой коробке и кто оставил ее в холодильнике. Персонал лагеря был слишком замотан для того, чтобы обращать внимание еще и на какую-то неведомую коробку. А лежали в ней три пластмассовых флакона с замороженной водой, в которой содержались антитела. Это был «Курс № 2» препарата ZMapp, изготовление которого обошлось в $100 000.