Фейр познакомился с Хумарром Ханом в 2006 г., когда приехал в Кенему в качестве аспиранта для сбора материалов для диссертации. Ему отвели комнату в Католическом пастырском центре на окраине города. По приезде он почувствовал себя плохо и слег с высокой температурой, кишечным кровотечением и кровавой рвотой. Он также лишился голоса и мог лишь чуть слышно шептать. Фейр, истовый католик, попросил священника Центра об исповеди и последнем причастии. Но тот предпочел позвонить Хумарру Хану.
Вскоре Фейр увидел, как перед окном его комнаты остановился белый мерседес с колпаками, имитирующими спицы, и из машины вышел Хан. Белая бейсболка придавала ему спортивный вид. Он вошел в комнату и осмотрел Фейра. «Вы непременно поправитесь», — бодро заявил Хан. Потом он вышел на минутку из комнаты, забыв закрыть за собою дверь. Фейр услышал, как Хан сказал кому-то: «Этот парень умирает! Моей репутации совершенно не нужен мертвый иностранец!»
После этого Хан вернулся в комнату Фейра и принялся ставить капельницу с антибиотиками.
«Думаю, что я умираю, — прошептал Фейр. — Мне нужно исповедаться. Вы согласитесь принять мою исповедь?»
Хан, продолжая возиться с трубкой, согласился. Фейр рассказал Хану о каких-то своих постыдных деяниях, а тот отпустил ему грехи — сказал: «Бог простит». Фейр пожаловался также, что у него нет завещания. Хан добыл для него лист бумаги и авторучку. Фейр написал несколько строк. Не имея мирского имущества, он завещал свое тело науке и попросил, чтобы на тот случай, если он умрет от чего-то интересного, его труп вскрыл вирусолог в спецкостюме в «горячей» зоне 4-го уровня. Хан заверил это завещание как свидетель. Однако очень скоро антибиотики оказали благотворное действие. Фейр совершенно выздоровел. Врач и больной стали близкими друзьями и не раз выпивали вместе. Фейр узнал, что Хан глубоко верующий человек, хотя и редко говорил об этом вслух.
Поездка из Фритауна в Кенему продолжалась пять часов, и в конце концов Джозеф Фейр остановил машину около отделения Эболы и отправился искать Хана. Хлестал ливень, а он все никак не мог найти друга. В конце концов Фейр подошел к пластмассовому окну «Палатки» и увидел, что Хан работал внутри. В это время в «Палатке» лежало уже 40 больных Эболой. «Доктор Хан, одетый в спецкостюм, работал внутри, и ему помогал лишь кто-то один, тоже в СИЗ, — вспоминал Фейр. — Пол покрывали кровь, фекалии, рвота и урина». У него не было возможности поговорить с Ханом.
Тогда Джозеф Фейр отправился искать Тетушку, с которой был коротко знаком. Он отыскал ее в вестибюле отделения Эболы; они обнялись. Фейр обошел небольшой корпус снаружи. Позади, у черного хода, он обнаружил 20 мертвых тел, лежащих под проливным дождем. Они не только не были упакованы в спецмешки, но даже не прикрыты, и дождь омывал их. Все эти люди умерли в отделении. Дверь черного хода была открыта, и больные со своих коек могли видеть трупы.
Фейр спросил Тетушку, что происходит. «В госпитале кончились мешки для трупов, — объяснила она. — И мешков нет по всей стране». Фейр пообещал раздобыть для нее мешки. Вернувшись во Фритаун, он организовал доставку из Женевы 200 мешков в распоряжение Хумарра Хана и Мбалу Фонни.
Двумя днями позднее, поздним утром, Симбири Джеллох сидела за столом в своем кабинете и пыталась решить, что ей делать дальше. Она думала, не стоит ли ей оставить работу. Люди разбегались, бросали больницу. Мать названивала ей и уговаривала покинуть Кенему и ехать к ней во Фритаун. Она очень боялась, что дочка подхватит Эболу, но настаивала, чтобы Симбири и в этом случае ехала во Фритаун, и она, мать, будет за нею ухаживать.
Хумарр Хан вошел в ее кабинет и опустился на «тревожный стул». Правительство Сьерра-Леоне только что объявило его национальным героем за борьбу против Эболы во имя своего народа. Хан, похоже, не слишком радовался признанию своих заслуг; он сказал Симбири, что вирус полностью вышел из-под контроля. Волна Эболы прорвала заслон в Кенеме и движется на Фритаун, столицу страны. И снова Хан заговорил о карантине.
— Доктор Хан, я просто не представляю, чем помочь…
Хан обзвонил буквально все организации по оказанию медицинской помощи, какие только знал, но не добился никаких результатов. И он постоянно возвращался к мыслям о том, что трогал глаза Алекса Мойгбоя. Анализ на Эболу дал у Алекса высокоположительный результат, что почти наверняка означало смерть.
— Сомневаюсь, что Алекс выкарабкается, — сказал Хан. — Если Алекс умрет, мне тоже придется опасаться за жизнь, — он стиснул запястье правой руки пальцами левой. — Симбири, я отрезал бы себе эту руку, если бы это могло спасти Алекса.
Симбири подумала о том, что Хан постоянно соприкасается с вирусом и заплакала.
Хан принял суровый вид.