Крокодил из страны Шарлотты

— У меня к вам просьба. Позвольте заодно взять у вас отпечатки пальцев. Кому-то другому я бы подсунул для этого что-нибудь подержать, но с вами мне нечего ломать комедию, верно?

— Да я и сама хотела предложить, я тут, по-моему, все перелапала. Сразу же, без лишних хлопот, можете меня исключить.

В недобрый час дернул меня черт за язык. Знать бы, сколько еще предстоит хлопот, каким окажется это «исключение», бежала бы куда подальше. Но ясновидением я не отличалась, так что со спокойной душой снова погрузилась в свои догадки и домыслы.

Убийца забрал с собой микрофон, воткнутый вместо сучка в дверной косяк. Галлюцинации тут ни при чем, тогда я еще была в полном здравии и рассудке, ум за разум у меня начинает заходить только сейчас. Возможно, в квартире имелся не один микрофон, возможно, всю ее нашпиговали разной подслушивающей дрянью. Теперь-то уж поздно гадать. Где он прятал магнитофон? Скорей всего, в каком-нибудь доступном месте — если вообще им пользовался...

Какого черта раскрошили свечи?

И кто раскрошил? Алиция? Преступник? Сколько времени они горели?

Вот где в первую очередь надо разобраться. Кому и для чего понадобилось превратить в груду стружек красивые красные свечи? Ничего конкретного в голову не приходило, но чутье подсказывало, что здесь можно ухватить ниточку, ведущую к клубку. На всякий случай майору об этом лучше не говорить.

Я прошла в другую комнату, якобы заинтересовавшись свалкой на письменном столе. Подсев к столику, напустила на себя задумчивость и вроде бы случайно уставилась на красный холмик. Да, их зажигали, невооруженным глазом видно. Сравнить бы остатки с теми целыми, что у меня дома! Увы, даже сгрести эти стружки в подобие свечи нельзя, майор велел ни к чему не прикасаться.

Мало что от них осталось, и на половину свечи не наберется. От силы на треть. Часа три горели, ну три с половиной. Наверно, она их зажгла, когда пришел этот... гость.

Побыл, ушел, вернулся... Почему надпись на стене не тронул? Дурацкий вопрос, а что бы он с нею сделал? Забрал бы стенку с собой? Счищать бы пришлось до утра. Но не мог же он не заметить, что надпись появилась после его ухода! Наверняка пытался понять, что это значит. Добро бы человек посторонний, но если он в ее дела посвящен...

Я чуть не взвилась в кресле. Силы небесные, а вдруг он все ПОНЯЛ?

Майор в это время снимал у меня отпечатки пальцев. Что-то говорил мне, я что-то отвечала, наверно, невпопад. Ужасная мысль парализовала мозг: если этот подонок понял смысл завещания, он, конечно, понял и то, что предназначено оно МНЕ!

И если он не законченный идиот — а все доказывает, увы, обратное, — ему известно, что я сейчас здесь, что завещание я прочла, приняла к сведению, ему ясно, что над его головой нависла смертельная опасность. И теперь он готов на эту самую голову встать, лишь бы отвести от нее опасность. Он постарается опередить меня! Ну, это мы еще посмотрим. Еще неизвестно, кто кого. Времени, правда, у меня в обрез, надо срочно проделать все, что мне наказала Алиция.

Но как?!!

Конверт, который мне нужно найти, лежит в прадедовском кофре. Кофр стоит в прачечной, а прачечная находится на чердаке одного старого дома в Копенгагене. В Копенгагене на площади Святой Анны...

— Поздновато ухе, — сказал майор, — но хорошо бы вам прямо сегодня съездить со мной для дачи показаний. Пока еще все свежо в памяти.

Я безмерно майору симпатизировала. Я больше всего на свете хотела бы разоблачить и наказать убийцу. Но чего бы я меньше всего сейчас хотела, так это ехать к нему для дачи показаний.

Я не владела собой, не владела мимикой, паническое мое состояние заметил бы и слепой, а мне надо было стоять насмерть, не проговориться ни словом. Притом пытать меня будет не кто иной, как майор — у него-то и пень заговорит.

— А может, нам поехать на моей машине? — только и спросила я обреченно. — А то мне некуда ее девать.

Майор согласился сразу же.

— Хорошая машина, — воздал он по дороге должное моему «вольво». — За границей куплена?

Я кивнула головой и чуть было не брякнула «заработана потом и кровью», но вовремя прикусила язык. Странной истории ее приобретения касаться незачем, потом и кровью здесь и не пахнет, а всякого вранья мне предстоит нагородить еще столько, что лучше пока обойтись без него, И вообще незачем мне без особой надобности рот раскрывать. Молчание — золото!

В управлении мне принесли кофе, я закурила сигарету и постаралась мобилизовать все свои умственные способности. Насколько я знаю майора, глаз у него наметанный, сразу заметит, что душа у меня отчего-то не лежит к правде, но тут уж ничего не поделаешь.

— Вы были к своей подруге очень привязаны? — спросил он скорее утвердительно.

Вопрос поверг меня в изумление: что он такое спрашивает? Была ли я к ней привязана?!

— Сказать — привязана, значит, не сказать ничего, — возмутилась я. — Алиция была для меня не просто подругой. Она была... Она была человеком, которому я доверяла больше, чем самой себе... Погодите, погодите, я все-таки не железная...