Крокодил из страны Шарлотты

Алиция... Алиция, которая всегда была воплощением жизнелюбия, Алиция, которую я ждала сегодня в отеле «Европейский», чтобы помочь ей... Я ничуть не преувеличивала, когда сказала майору, что она сделала для меня больше, чем кто-либо на этом свете! Совершенно бескорыстно, из одной дружбы, оказала мне однажды такую бесценную услугу, на какую только человек способен. Алиции я буду век благодарна, для нее готова на все возможное и невозможное... Алиция просила у меня помощи... Эта ее просьба для меня закон и сейчас, да что там — до конца, пока сама я жива...

Так уж получается: вдруг умирает человек — пусть чужой тебе, но перед которым ты был в долгу, которому был чем-то обязан, и вот ты места себе не находишь, мучительно гадая, что же теперь делать с не оплаченным тобой векселем. Навсегда оказываешься обреченным на сожаления, а то и на чувство вины. За свою жизнь Алиция не дождалась от меня и десятой доли того добра, какое сделала мне! И сейчас, после ее смерти, я обязана вернуть ей долг...

Что-то она от меня хотела. Не успела сказать, надеялась, что я своим умом дойду. Похоже, она поручила мне разобраться с делом, в котором увязла и которое ей самой оказалось не по силам. Я вспомнила выражение мрачной ненависти у нее в глазах — это у нее-то, у Алиции!..

«Приходи посмотреть на меня перед выносом тела...» Ну вот я здесь, в ее квартире. Что, что я должна... что должна? Найти? Взять на сохранение? Ума не приложу...

— Простите?.. — я отвела глаза от Алиции — кажется, майор о чем-то спросил. — Вы что-то сказали?

— Да так, поинтересовался, когда она говорила с вами насчет этого посмертного визита.

— Не знаю, — сказала я, глядя на него невменяемым взглядом. — Здесь можно курить?

Я пыталась выиграть время. Невменяемый вид дался мне без труда, я и так была почти что в беспамятстве. Как поступить, выложить ему всю правду или, может, наоборот — во имя Алиции скрывать сколько удастся? Майор поднес спичку, выжидательно вглядываясь в меня, — нечего и сомневаться, свой вопрос он будет повторять до изнеможения. Ладно уж, пощажу его.

— Какое-то время тому назад, — ответила я, можно сказать, не кривя душой. — Она упоминала об этом не единожды.

Если правда и всплывет наружу, отговорюсь тем, что со сна плохо соображала. Она позвонила мне ночью, отсюда моя забывчивость, а тем более учитывая такое потрясение...

— А когда вы последний раз с нею виделись?

— Вчера вечером, — срывающимся голосом пробормотала я, живо представив себе последнюю нашу встречу. — Здесь, у нее.

В этом можно признаться, да они и без меня установят. Моими отпечатками пальцев тут все изукрашено. Хотя бы тот же коробок с кнопками...

Ну на что, на что мне надо обратить внимание?! Неужели ей трудно было выразиться пояснее?

Я огляделась. В комнате все оставалось так же, как и вчера. Майор ненароком сам мне помог.

— Осмотритесь здесь, только ни к чему не прикасайтесь, — предложил он. — Может быть, что-то вам покажется странным. Может, что-то со вчерашнего дня изменилось. Когда вы здесь были?

— Я приехала после восьми и сидела недолго, пожалуй, не больше часа. Но ручаться не буду, на часы не смотрела.

Подойдя к соседней комнате, я на пороге остановилась. И не только потому, что хотела посмотреть на сучок в косяке. Он у меня сразу вылетел из головы, как только мой взгляд случайно упал на стену с крюком и кастаньетами. Чуть пониже, на светлой, свежеокрашенной поверхности гвоздем или каким-то другим острым предметом было нацарапано:

1. Прачечная!!!

2. Прадедовский кофр!

3. Запастись ключом!

4. Найти конверт!

Как вкопанная застыла я на пороге, вылупив глаза на послание. Инструкция по пунктам, один за другим. Чего еще искать, вчера здесь этого не было, вчера стена была девственно чистой. Вот оно, вот зачем Алиция велела мне прийти немедленно — ради завещания на стене! Я с ходу его поняла — с начала и до конца.

— Кстати, — сказал майор, — ваша подруга всегда так делала — царапала себе пометки на стене?

Я отвернулась от надписи и скорбно покачала головой, осматриваясь уже больше для видимости. Решение было принято. Ни за что на свете правду не говорить. Надпись на стене подтверждала мои самые худшие предположения.

— От Алиции всего можно было ожидать, — нашлась я. — Что касается всяких пометок на память, тут она не знала удержу. Могла записывать на клочках не больше почтовой марки, которые потом, терялись, могла — аршинными буквами на плакатных листах. А ради чего-то очень уж важного запросто оклеила бы записками всю квартиру.

— Но это уж, по-моему, чересчур — так вот испортить покрашенную стену. Вы уверены, что это ее рук дело?

— Абсолютно, — с чистой совестью заверила я. — Мне у нее и не такое доводилось видеть!

— А вчера вечером надпись была? На этот раз уклончивые ответы мне не помогут, какой дурак поверит, что я проморгала подобное украшение интерьера, если оно при мне уже имелось? Хорошо бы, конечно, ответить утвердительно, но очень уж свежими выглядели царапины. Лучше не рисковать.