— Доигралась, — изрек Дьявол. — Роберт тебя крепко подставил. В Копенгаген тебе уже не попасть, разве вплавь через границу. Хотя, сколько помнится, плавать ты не умеешь.
— Ничего, дождусь ледового пути, — разозлилась я. — Ты снова против меня!
— А что прикажешь делать, когда ты ведешь себя так глупо, что впору сквозь землю провалиться! Не восхищаться же! Хотя насчет шкафа и дерби надо отдать тебе должное. Если бы не Роберт, даже я бы поверил, но Роберт не врет, это ясно. Во всем, что касается автомобилей, память у него железная. Зато с эскизом ты оплошала, могла бы и побольше смекалки проявить.
— Не понимаю. Что ты имеешь в виду?
— Хотел бы я знать, кого ты стараешься выгородить. До сих пор я надеялся, что тебе там в Дании никто голову не вскружил, но теперь сомневаюсь.
— Опомнись! При чем тут это?
Дьявол смерил меня мрачным взглядом. Пришлось оторваться от посуды и ответить ему таким же.
— Больно тебе не терпится попасть в Копенгаген, — буркнул он, сдаваясь. — А как насчет надписи на стене? Что это за прачечная, не та ли, что на площади Святой Анны?
В такие моменты герои довоенных фильмов роняли, помнится, всякую бьющуюся посуду. Я ничего такого не уронила и не разбила, хотя имела на то полное право. Просто застыла как вкопанная, лихорадочно соображая, стоит ли что-нибудь соврать, и если да, то что, или лучше не напрягаться, все равно подловит. Нет, и пытаться нечего, напрасный труд.
— А почему майор меня о ней не спрашивал?
— Не догадывается, а я ему еще не говорил. Я снова взялась за посуду.
— Помалкивай и дальше, мой милый, — холодно проворковала я. — Не знаю, какими бредовыми догадками забита твоя голова, но со всей ответственностью заявляю, что лучше тебе позабыть про них. Поверь мне на слово.
Дьявол потащился за мной на кухню.
— Это почему же?
— Потому что они беспочвенны, — совсем уж ледяным тоном отрезала я.
— Тогда, значит, Збышек?..
Потеряв всякое терпение, я набросилась на него:
— Ну при чем тут Збышек, почему Збышек? Что вы пристали к этому Збышеку? Помешались на нем? Свет клином на нем сошелся?!
Дьявол снова вцепился в меня, как легавая в дичь:
— А все потому, что ты темнишь, кого-то стараешься выгородить. И поскольку самой сомнительной фигурой оказался Збышек...
— С чего это тебе втемяшилось, будто я кого-то выгораживаю?
— Нам известно, что в тот вечер ты пробыла у Алиции всего ничего. Этот дурацкий эскиз — только предлог. Просто к ней нагрянул гость и тебе пришлось уйти. Гостем был Збышек, его-то ты и покрываешь.
Я молчала, с тоской думая о том, что мое вранье плюс их ложные выводы приведут к такой дикой путанице, в которой сам черт ногу сломит. С другой стороны... если они столь недогадливы, значит, необязательно микрофон этот... Или Дьявол потерял рассудок на почве ревности? Да нет, он-то не потеряет, кишка тонка. Плохо мое дело...
— Интересно, что вы еще насочиняли? На кой шут мне, к примеру, маляр?
— Вот именно, непонятно. Зачем тебе маляр? Зачем она звонила, я уже знаю, — велела прийти и посмотреть надпись на стенке. С Копенгагеном тоже ясно, а вот маляр... Иоанна, заклинаю, зачем тебе маляр?
Я предоставила ему возможность самому разгадывать эту загадку. У меня своих забот хватало, а тут еще одна свалилась на мою голову. Как теперь попасть в Копенгаген?
В довершение всего поздним вечером позвонил Збышек, в состоянии почти невменяемом.
— Я чувствую себя затравленным зверем! — простонал он умирающим голосом.
Если уж говорить объективно, Збышек явно преувеличивал — майор пока не сделал ему ничего плохого, зато субъективно он чувствовал себя именно так. Но чем я могла помочь?
Всю ночь я промаялась без сна, пытаясь найти выход. Может, кто-то другой съездит? Нет, никто больше не справится, да и не доверяю я никому. Может, там сейчас кто-то из наших? Михал! Тот самый Михал, который в некотором смысле доводится мне сообщником... Он бы запросто все обстряпал, но как его поставить в известность? В письме? Мою переписку с Копенгагеном наверняка станут проверять. По телефону и того ненадежней! Шифром можно сообщить разве что о ставке на бегах, но никак не о конверте в кофре. Как быть?..
Если долго думать, то что-нибудь и надумаешь. Правда, гениальные мысли в таком паническом, как у меня, состоянии осенить не могут, но более-менее сносный выход сыскался. Перебрав в уме все возможные и невозможные способы нелегального перехода через границу, удостоверившись, что среди моих знакомых нет ни одного кондуктора, летчика или стюардессы, курсирующих между Варшавой и Копенгагеном, что все мои знакомые надолго засели либо тут, либо там и путешествовать в ближайшее время не собираются, я поняла: остается только одно. Надо позаимствовать способ у контрабандистов. Послать Михалу письмо, в чем-то его спрятав!
К утру я уже знала, в чем. Ну конечно же, в колбасе. Что-что, а колбасу Михал наверняка съест или хотя бы попытается съесть. Выбор мой пал на вареную — в сухую вряд ли что-либо впихнешь. К счастью, трезво рассуждать я еще оказалась способна.
Текст, написанный на технической кальке несмываемой тушью, был простым и ясным: