Ишь какие, они мне, может, тоже не нравятся — либо не понимают серьезности ситуации и подставляют меня по недомыслию, либо, что гораздо хуже, понимают, но для пользы дела превратили меня в козла отпущения. А я не хочу быть козлом отпущения. Вот только почему майор уходил с таким довольным видом, ведь мне всегда казалось, что он неплохо ко мне относится и мое арестантское будущее не должно бы его радовать? Арестантское — это еще мягко сказано... Дьявола я никогда не понимала и не понимаю, возможно, этим неординарным способом он хочет от меня избавиться. Чужая душа потемки...
Как бы то ни было, а легко я не дамся, хотя и на рожон лезть не стану. Про дела Алиции ничего не знала, не слышала. Дьявол, конечно, прав: своим поведением я ставлю рекорд глупости. Ну что ж, зато с дурака взятки гладки. Остается одно — продолжать в том же духе!
Минуточку, но, если они знают или хотя бы догадываются, в чем была замешана Алиция, почему тогда взъелись на Збышека?
* * *
Во время нашей поездки в город Дьявол ни словом не обмолвился на злобу дня, зато уж по возвращении домой вцепился в меня мертвой хваткой.
— Куда ты подевала эту колбасу? — рубанул он сплеча.
Я была, правда, готова ко всему, но чтобы пронюхать так сразу?.. Ведь официально он это дело не ведет, в лучшем случае его просто ставят в известность, учитывая наши с ним отношения. С мрачным злорадством, не тратя слов, я продемонстрировала ему странное нечто, бывшее совсем недавно двумя кило вареной колбасы.
Узрев это нечто. Дьявол переменился в лице.
— Господи, что ты с ней сделала?! Жевала и выплевывала?
— Ага. Угадал. Весь день так вот и жевала — на нервной почве. Учти, если вы с майором не прекратите меня нервировать, все продукты в доме переведу.
Дьявол еще раз с живым интересом оглядел растерзанную колбасу, вздохнул, вытащил из шкафчика весы и взвесил. Я в меру своих сил сохраняла хладнокровие.
— Где еще килограмм? — деловито осведомился он.
— Какой килограмм?
— Ты купила три кило. А тут еле на два тянет. Где остальное?
— Да что ты говоришь? — вежливо удивилась я. — Неужто я съела целый килограмм?
— Я не говорю, что съела. Может, жевала и выплевывала сразу в мусор. Просто спрашиваю.
— В мусоре нету, — невинно констатировала я, заглянув в ведро. — Значит, все-таки съела. Хотя шут его знает, в этом доме еще и дети сшиваются.
Немедленно вызванные на очную ставку, дети категорически отрицали свою причастность к съедению колбасы.
— Вообще-то у меня была такая мысль, — раздумчиво сказал старший ребенок. — Но больно уж у нее вид неказистый. Решил на всякий случай вас подождать.
— Тогда, получается, я сама управилась. Буду стоять на своем до упора, зловредно решила я, пусть попробуют меня уличить. Промывание желудка мне не сделают, это уж дудки, не дамся.
— Какое счастье, что не я веду это дело, — от души порадовался Дьявол. — С тобой ведь запросто попадешь в психушку. Что ты еще задумала? Мало тебе маляра? Майор вот-вот взбесится.
— Не вижу никаких симптомов бешенства ни у тебя, ни у майора. Напротив, вид у вас позавчера был вполне довольный. Интересно знать, чему вы так радовались, или это тоже служебная тайна?
— Радовались, потому что все проясняется, — невозмутимо процедил Дьявол. — Твой Збышек — убийца, сейчас уже известно наверняка. Ну, почти что наверняка...
Голову у меня вдруг как обручем сжало. Слава Богу, подумала я, что давление у меня пониженное, а то ведь так недолго и удар схлопотать.
— Ты что, рехнулся? — каким-то не своим голосом просипела я.
— Еще нет, хотя с тобой запросто рехнешься. Как бы ты ни мудрила, а мозги майору не запудришь, он дело знает. Збышек свое намерение давно вынашивал, даже яд припас. В доме у него нашли кучу всяких снотворных. Наверное, удастся это квалифицировать как навязчивую идею.
Я хотела было что-то сказать, но не смогла — ни своим, ни чужим голосом. Не то что слова — все мысли как ветром сдуло. Пришла в себя, лишь напившись холодной воды, после чего твердо заявила:
— Ты врешь!
— С чего бы мне врать?
— Не знаю. Может, это у тебя врожденное. Будь вы уверены насчет Збышека, ты бы сейчас к колбасе не цеплялся!
Ох, зря сказала, могла бы свою догадку при себе оставить. Вырвалось поневоле, в приступе отчаяния. И вот нате вам — стоило мне на секунду выйти из роли дурочки, как у Дьявола тотчас глаза загорелись.
— Так что ты все-таки с нею сделала?
— Сожрала! Выбросила в окно! Потеряла на улице, уронила в канализацию! Далась тебе эта колбаса!
Дьявол молчал, с живым любопытством наблюдая за мной. В каком-то закутке моего мозга, не сокрушенном диким страхом за себя, за несчастного Збышека, вдруг слабо забрезжила мысль о том, что я ведь, собственно, ничегошеньки не знаю. Не имею ни малейшего понятия о результатах следствия. В голове у меня один Копенгаген да тамошний конверт, а не мешало бы разобраться, что происходит под носом, в Варшаве. Такое ощущение, что и в здешнем воздухе витает какая-то тайна, в которую оба они, в отличие от меня, посвящены. Надо немедленно взять себя в руки, успокоиться и первым делом попытаться хоть что-нибудь у них выудить.