— Ну как тебе? — Поворачивается вокруг своей оси, словно балерина в розовом платье в музыкальной шкатулке. Впервые за много недель Альби смотрит на жену, не испытывая потребности отвести взгляд, и, словно впервые влюбившийся девятилетний мальчик, говорит:
— Ты похожа на Белоснежку.
— В самом деле? Я нормально выгляжу?
— Лучше, чем нормально, — Альби встает со стула. — Ты выглядишь великолепно.
И хотя Альбин галстук не нуждается в том, чтобы его поправляли, Банни проводит по плотному шелку рукой, как бы его распрямляя, как и подобает хорошей жене, затем делает шаг назад, чтобы в полной мере насладиться эффектом.
— Да-а, красивый галстук, — говорит Банни, — и где это ты его достал?
— Это мне жена его купила, — отвечает Альби.
— У твоей жены хороший вкус, — констатирует Банни, затем спрашивает: — Ты покормил Джеффри?
Альби отвечает, что да, конечно же он покормил Джеффри. И после паузы спрашивает:
— А ты точно хочешь идти?
По дороге туда
Мимо проезжает очередное такси, и Альби, обожающий попридуриваться, мурлыкает одну и ту же строчку, да и то фальшиво: «Там холодно, малышка»[23]
. Банни предлагает пройтись:— Мы можем проторчать здесь весь вечер, пока поймаем такси.
Альби не возражает. Как коренной манхэттенец, он всегда предпочитает пройтись, а Банни так же удобно в туфлях на высоких каблуках, как было бы удобно в финских унтах, в каких ходит ее сестра.
Ветер на их стороне, то есть дует им в спины, время от времени своими порывами подгоняя их, будто опавшие листья и конфетные обертки. Банни и Альби проносятся мимо гуляк, которые прокладывают свой путь против ветра, ссутулившись и опустив голову, как будто хотят использовать ее в качестве тарана. С трудом продвигается группка из пяти молодых женщин в пластмассовых очках с серебряными блестками, выпущенных специально к новому, 2009-му, году. Два ноля по центру, чтобы совсем уж походить на очки в круглой оправе, какие носит Гарри Поттер. Девушки визжат, так как ветер растрепывает им волосы и плотно прижимает платья к бедрам; Банни предсказывает, что еще до окончания новогодней ночи одну из них вытошнит на тротуар, вторая скорчится над раковиной в туалете бара на Третьей авеню, а три остальные будут рыдать от жалости к себе.
— Как великодушно с твоей стороны, — замечает Альби, на что Банни говорит:
— Поспорим, что я права?
— Нельзя спорить, если нет возможности узнать, чем все кончится.
— Я говорила чисто риторически.
— Я сразу это понял.
— Даже не сомневаюсь, — Банни постукивает рукой по виску и продолжает: — Мыслями ты где-то еще.
— Кто бы говорил, — Альби обнимает Банни и крепко прижимает к себе.