— Да… так, знаешь, я ж его в Мунго видел. Не рассказывал?
— Не. Что-то вспомнил?
— Да. Он мне волшебную палочку принёс, мою собственную; а ведь, когда меня наказывал, ну, после Ген… — блядь, даже имя не хочу произносить! — после побегов, короче, сказал, что сломал её.
— Так хорошо же, что не сломал. — Гуль выплюнул бычок на ковер, глянул на скорчившего страшно упрекающую мордень Сольвая и заклинанием отправил «нарушителя малфоевской тонкой душевной организации» в вазу с бананами. — Ещё что-то? Ты сегодня как бешеный. Колись. А с костюмами что, тоже хуйня? Я свои ещё не смотрел.
— Ага, и с ними, — рассеянно ответил Сванхиль, ища что-то взглядом. — Слушай, глянь-ка мне на пятку.
— Точно, давай проверим на стерильность! — воодушевился Мартинсен. — А то у нас диспансеризации и проверки на вшивость давно не было, гы! Может, почесать заодно? — Однако его приколистский настрой явно поубавился. — Не расскажешь, что тебя грызёт, бро?
— Понимаешь, — Сольвай плюхнулся на ковёр, — меня тогда Гарри из лечебницы забирал, и как-то еще с головой после той истории с Патронусом хиловато было.
— Помню, как же. Ты поэтому-то ещё в трансгрессию сдуру рванул… — садясь рядом, поддакнул друг, — в терапевтических целях.
— Понимаешь, мой… отец странный такой был — почти лысый и что-то с рукой, травма, что ли. И вообще, что он в стационаре делал? И как меня узнал, а?
— Показывай. — Гуль хлопнул Сая по коленке. — Давай-давай.
— Да я сам.
— Щекотки боитесь, сэр? — Мартинсен одним махом перевернул невольно засмеявшегося Сольвая на живот: — Ничего так — чистые пяточки; правда, чует моё сердце, что микробные, но вполне сойдут. Остальное Гаврор оближет.
Сванхиль оставил без комментария пошлую шуточку и простонал в пушистый ворс ковра:
— Блядь! Пропала моя метка, улетучилась? Ну вот, я — снова Малфой.
— Один раз Малфой — всегда Малфой! — припечатал Гуль. — Боишься, найдут?
— Нет. Ладно, посмотрим. — Повернулся на спину Сванхиль. — Одной проблемой — больше, одной — меньше… — не привыкать!.. Ты после концерта на Гриммо?
— Не, спать. В отель. Сил нет, как ты меня заездил, геноссе.
— Джей Эсу только так не скажи. Поцапались с ним? — Сай заложил руки за голову. — Когда свадьба-то, решили?
— Ничего, пускай побесится чуток, ему полезно. В ноябре сочетаемся, маман просчитала луну и какие-то потоки магические — говорит, перед зимой самое время. Хотя жалко, что не увижу его до послезавтра. Скучаю, как щенок-слепыш, хоть вой. Но с Поттерами надо ухо держать востро.
— Считаешь? Тогда буду держать. — Сольвай попытался устроиться на ковре поудобнее. — Давай попросим Мати тортик испечь, если она себя хорошо чувствует. Я ж её не гонял на репетицию. Что скажешь?
— Да она сама себя гоняла: тут репетировала — лично видел — утянулась в специальное компрессионное бельишко — и вперёд, ногами кренделя выписывать. Неугомонная! А недавно, вроде, по дифону с Альбусом трепалась, но могу пойти глянуть. — Гуль поднялся рывком.
— Ага, уговори её, сладенького дико хочется! Медовых коврижек или безе. Во сколько нас Валдис в отель везёт?.. Или марципановый пирог… Мечта! — Главный пилот хромового звездолёта виртуозно изобразил улыбку «а-ля Чеширский кот», но когда за Мартинсеном захлопнулась дверь, он накрыл лицо ладонями и пробормотал что-то с горечью.
..........................................
(1) Bull shit — Дерьмо (амер.)
====== Глава 59. Напасть. 59-1 ======
Напасть — императив и сущее...
Всуе про мелочь всякую и горе говорится...
Напасть, сразиться и отбить — набег врагов, нашествие вампиров. Туманом стелется чужих амбиций злость, падет защита, в дом войдет предатель...
Казалось бы, еще совсем немного — всё кровью будет залито, когда не станут сын и друг защитой и подмогой...
*
В окрестностях средневекового «Острова сопротивления» с самых древних времён водились драконы. Ну… как водились — жили себе спокойно, стараясь не попадаться на глаза обитателям Драгсхольма, что, впрочем, было нетрудно: те крылатых зверей почитали, однако недолюбливали, посему сами обходили стороной…
Как только из глубоких шахт под Манлин убрались шебутные тролли, одну из самых мрачных щелей-пещер тут же облюбовала под гнездо юная неопытная самка Дымчатого Нибблера (1) и в рекордно короткие сроки умудрилась снести яйцо. На куче хвороста и медвежьих шкур, её, закрывающую своим распластанным телом драгоценную кладку, и заарканили. Живой спалили крылья и, разорвав острогами грудь, вынули сердце руками, не касаясь его металлом…
Над благодатной долиной взошла тихая ночь, светлая, будто замершая на тонкой грани уходящей осени. До холодов было ещё далеко, но природа уже “сворачивала своё яркое шапито”. Пурпурная листва у подножия невидимой горы Манлин жухла от утренних заморозков, переросшие линялые травы полегли, птицы давно не пели; дни венчало солнце, тусклое, как желток, выпущенный в стакан с водой, а небо светилось чистым холодным кобальтом.