Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ)

Уф! Отпустило. Сперва он увидел очень белые, почти платинового оттенка волосы, следом убедился, что перед ним именно Скорпи, а не какой-то иной Малфой. Всё правильно — рядом с тем, юным и стройным, на резном кресле, похожем на трон, — брюнет. Всё правильно…

Взгляд Поттера вырывал клочки отражения раньше, чем мозг успевал сконцентрироваться на них. Брюнет оказался не им, не Гарри, а Кимом Мартинсеном. Поттера будто полоснуло Режущим, крест-накрест. Он не чувствовал боли, просто знал, что умер…

Дом вздрогнул от Гарриного крика. Голосовые связки — в хлам. На лбу — чья-то ладонь…

— Тише, тише, да что же это? — забеспокоился Сольвай, который как раз собирался разбудить спящего Гарри поцелуем.

Тот вертел головой, ничего не понимая. За спиной Сая возвышался мрачный, ещё более худой, чем обычно, Мартинсен:

— Мистер Поттер. Вы согласны принять участие в церемонии бракосочетания?

Гарри быстро схватил волшебную палочку.

— Мистер Поттер, — Ким зачем-то загородил собою Сая, — включайтесь. Вы нам нужны. У нас всего несколько минут. Сейчас мы полетим в Драгсхольм. Там нехорошо. Нужно срочно провести ритуал. А сразу после вы должны забрать оттуда Джеймса и Сая. Обещаете?

— Джеймса? А, понял. Расскажешь по дороге. — Гарри уже одевался.

— Давайте руки, — приказал ему и Сольваю Ким.

В тело Поттера-старшего будто вонзился огромный крючок, и кто-то с невероятной силой, безжалостно потащил его из «воды» привычного бытия.

*

Поттеру-среднему снилось что-то непонятное. Абсурд, бессмыслица. Да ещё и с элементами триллера.

Лицо древней, ужасно мерзкой старухи, кого-то отдалённо напоминающее, искорёженный криком боли рот, потрескавшиеся синюшные губы, конвульсии дряблых конечностей, некогда бывших грациозными женскими руками.

Ванна, полная крови. В ней — страшная мумия.

Мужчина (да это же Пер Ивер, отец Кима!) торопливо надкусывает себе запястье и пускает собственную кровь в ванну, где лежит ужасное обнажённое существо, покрытое струпьями. Тёмно-красная струйка бежит и бежит, окрашивая воду рубином.

Крики, беспомощное рычание, крики, крики: «Арника! Держись! Ты не имеешь права! Я твой муж и приказываю тебе жить!!! Сейчас, родная, потерпи, будет полегче…»

В богатых комнатах и коридорах старинного замка вповалку падают человеческие фигуры.

Девушка, по одежде похожая на служанку, превращается в ворону и начинает в панике биться о стены и потолок. Не найдя выхода, дохлой падает рядом с графиней.

Арнбьёрг вскакивает, в ужасе шарахается, пытается схватить служанку за руку, спотыкается и начинает биться в судорогах. С её алых губ стекает кровавая пена. Она шепчет: «Запираю. Жизнью своей» и закатывает остекленевшие глаза.

Перед графиней Зоргэн, в сахарнице, бьётся большое, втрое крупнее человеческого, сердце. Драконье. И источает приторный аромат. Запах смерти.

В будуар после стука, шурша юбкой, входит служанка с подносом; с поклоном принимается накрывать низенький столик к чаю, последним чайным прибором составляет с подноса большую сахарницу, скорее похожую на супницу. Госпожа удивлённо поднимает бровь: «Что там, Дезия? Так вкусно пахнет. Наверняка сюрприз от графа? Ах, он в последние дни неугомонен!» Арнбьёрг смущённо, будто юная невеста, розовеет щеками; названная Дезия, наоборот, бледнеет до желтизны. Трясущейся рукой снимает с сахарницы крышку.

Красавица Арнбьёрг в весьма фривольном пеньюаре нежно целует мужа: «И вот этот бантик развяжи мне, и вот этот тоже…» Тот ласкает рукой её обнажённую спину, будто выточенную из белоснежного мрамора великим скульптором, закусывает завиток волос жены и с видимым усилием отходит в сторону, оправляя жилет и выпущенную из брюк сорочку: «Любовь моя, у меня срочное дело в лаборатории, но через час я — весь твой!» Она недовольно смотрит на него: «Только попробуй опоздать хоть на минуту!»

В узкое окно, через витраж, светит пурпурный закат.

Руку Джеймса, там, где прижжено помолвочным коптским крестом, ожгло болью. Столь сильной, что он даже не смог вскрикнуть. Хватая ртом воздух, открыл глаза и увидел Киллэ.

Всё тело — узлом. Его крепко держали много маленьких, но очень сильных рук.

— А-а-а! — свой крик Джеймс услышал как сквозь вату. И очутился в объятиях Кима.

*

Кричеру Бетаму Овероди снился дом. Тот, что давно уже стал ему родным. Идеально убранные богатые комнаты, отражающие свет хрустальных люстр паркетные полы, арабские ковры, до блеска начищенные сковороды над кухонной печью, горки фарфора, всюду снуют эльфята в белоснежных наволочках с гербами знаменитого на весь мир и уважаемого всеми рода Поттеров. Пахнет пирогами, слышен капризный плач человеческих младенчиков и весёлый женский смех, заливисто лает во дворе Коржик. В окнах — солнце и голубое безоблачное небо. Старый эльф, самый главный во всём этом счастье, вытирает бархатной тряпочкой портрет Вальбурги Блэк и задвигает его обратно за шкаф — где ему самое место… Внезапно набегает тучка, солнце прячется, выползает сумрак, в котором прошмыгивают какие-то тени. Непорядок. Кричер идёт за ними. Это тролли! Крадутся гуськом, заходят в спальню Джеймса Сириуса…