Читаем Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ) полностью

— Я не знаю слов вампирской клятвы, — тихо произнёс Джеймс, — не успел выучить. И подготовиться мы с тобой не успели. Даже костюмов приличных не надели. — Он усмехнулся. — Лили меня не простит, что свадьба прошла без неё. Но, значит, это наша судьба. Я люблю тебя, Мормо Мартинсен, и не сомневаюсь ни секунды. У нас, людей, принято так: «в горе и в радости». Говори, что делать?

— Просто стой рядом.

Джеймсу показалось, что в глазах Кима блеснули слёзы… Нет, нет, показалось…

Накапав над кубком своей крови из ранки на руке, тот и Солдатику ловко проткнул венку, добавил и его алых капель в ритуальный сосуд. Затем изо всех сил выжал свои манжеты, пояснив:

— Это — моих родителей. Так положено: смешать кровь шестерых, супруги и родители. Мистер Поттер, не возражаете?

Та же процедура была проделана с Гарриным запястьем — и несколько капель его крови упали в кубок. Ким достал из кармана носовой платок с бурыми пятнышками, однако выжать не смог и, подумав секунду, опустил весь в сосуд. На недоумение присутствующих магов ответил:

— Кровь миссис Поллак. Не делайте такие глаза — просто из пальца.

— Когда ты успел смотаться к Джинни? — Гарри чуть не присвистнул. — И уговорил её на такую фигню?

— Ничего особенного, мадам Джиневра — женщина с пониманием, я просто попросил — она сама проколола себе мизинец булавкой… Ну, всё, кажется, готово.

Ким отчаянно волновался, у него дрожали плечи. А Джеймс, встав с ним плечом к плечу в центре нарисованной на полу «восьмёрки», был, наоборот, предельно сосредоточен.

Кровь в кубке забурлила и начала прирастать, словно питаясь от внутреннего источника. Пурпурная, с малиновым оттенком, пенка остановилась и замерла ровно под край сосуда. Мартинсен с трудом, чтобы не расплескать, поднял полный крови кубок… И поставил обратно.

— Moon! — воскликнул он. — Аh, forbandelse forbandelse! (4) Луна, нужен свет луны. Что делать? Брак вампиры совершают под луной, иначе не сработает.

Все переглянулись и уставились на бойницы. Над башней всё ещё «держал осаду» самый упорный и непобедимый клочок чистого неба. Дневного. До восхождения луны нужно ждать несколько часов. Столько Драгсхольму не устоять под натиском невидимого, но могучего врага.

…………………………………

(1) Коллектив из 8 членов, восьмёрка.

(2) Извините за пошлость (дат.)

(3) Мамка, нянька, кормилица (норвеж.)

(4) Луна! О, проклятье проклятых!

====== 59-3 ======

Вампирское логово было похоже на сонное царство. Кричера бил озноб, но он, несмотря на страх, старался не упускать из виду Пенки, вприпрыжку бегущую за клубком. Да ещё и хмурился, с завистью взирая на роскошное убранство замка.

— Всех прикончить? Головы чик-чирик? — По залам и коридорам вповалку лежали вампиры. Чикки и Гребби, вооружённые кухонными тесаками и молотками для мяса, кровожадно поглядывали на них. Одного вампира Гребби даже ткнул остриём в щёку — тот и не шелохнулся.

— Освежевать и суп из них сварить? — Эльфёнок состроил зверскую рожу. Сестрица в ужасе оглянулась.

— Не надо. Пусть живут, — ответил Кричер, переступая через руку молоденькой красивой вампирши. — Все твари, как и мы. Негоже даже врагов во сне жизни лишать. Не по совести это. — Он внезапно остановился — так удивили собственные слова. Но ещё больше удивляло, что он, старый эльф, идёт по логову злейших врагов и не испытывает ни капли желания убить их всех. Ну… разве что побить бы чем-нибудь тяжёлым, особенно вот тех двух толстопузых в бархатных панталонах, и приспособить в хозяйство — сколько бы пользы вышло, экие здоровущие дамы и господа…

Между тем, Чикки заметил неуклюже привалившегося к колонне пажа, по виду совсем мальчишку, и хитро, как он думал, мстительно и угрожающе сузил глаза:

— Попался, кровососный молокосос! — (Куда глупому было догадаться, что его будущей жертве могло запросто быть лет сто или триста!) Храбрый эльфенок воровато оглянулся на Кричера, подскочил к пребывающему без сознания вампиру и, оборвав с его камзола длинные рукава, быстренько наколдовал из них сбрую с седлом, потом толкнул того набок и обрядил в упряжь. — Вот где ваше место, говнокусы гордовыйные! Я как щас… с хозяином всех побежу и захватю, и галопом у нас в палисаднике вместо меня станешь траву щипать ... косить! — Он безбоязненно запрыгнул на спину поверженному и взнузданному врагу и саданул ему по бокам пятками, вздёрнув лапку с «саблей»: — В атаку! За родной дом! Всех порвём!

«Лошадь» пошевелилась, пытаясь поднять голову, — наездник с визгом скатился кубарем и унёсся вперёд Пенки.

Немного поплутав, магический клубок привёл эльфов к башне, верхушка которой уходила в самое небо. Вокруг плотной стеной, чавкающей и гудящей, будто рой рассерженных шершней, смыкался серый туман. То тут, то там в нём можно было разглядеть бордовые силуэты.

— Страшно, деда, — пожаловался Чикки, пониже на нос натягивая конфетницу, заменяющую рыцарский шлем, — аж пипи охота.

Кричер заозирался: «Вот влипли!» и толкнул дверь в башню:

— И мне охота. Страшно — значит, живые мы, только дохлые и дураки ничего не боятся.


*

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
После банкета
После банкета

Немолодая, роскошная, независимая и непосредственная Кадзу, хозяйка ресторана, куда ходят политики-консерваторы, влюбляется в стареющего бывшего дипломата Ногути, утонченного сторонника реформ, и становится его женой. Что может пойти не так? Если бывший дипломат возвращается в политику, вняв призывам не самой популярной партии, – примерно все. Неразборчивость в средствах против моральной чистоты, верность мужу против верности принципам – когда политическое оборачивается личным, семья превращается в поле битвы, жертвой рискует стать любовь, а угроза потери независимости может оказаться страшнее грядущего одиночества.Юкио Мисима (1925–1970) – звезда литературы XX века, самый читаемый в мире японский автор, обладатель блистательного таланта, прославившийся как своими работами широчайшего диапазона и разнообразия жанров (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и ошеломительной биографией (одержимость бодибилдингом, крайне правые политические взгляды, харакири после неудачной попытки монархического переворота). В «После банкета» (1960) Мисима хотел показать, как развивается, преображается, искажается и подрывается любовь под действием политики, и в японских политических и светских кругах публикация вызвала большой скандал. Бывший министр иностранных дел Хатиро Арита, узнавший в Ногути себя, подал на Мисиму в суд за нарушение права на частную жизнь, и этот процесс – первое в Японии дело о писательской свободе слова – Мисима проиграл, что, по мнению некоторых критиков, убило на корню злободневную японскую сатиру как жанр.Впервые на русском!

Юкио Мисима

Проза / Прочее / Зарубежная классика