Читаем Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ) полностью

— Первый Демон! — из начавшего проникать на площадь курты (1) тумана раздался ропот. — Не может быть! Он возродился в юном Мормо! Мы все сгинем! Ден Вельмар привела нас в ловушку! Будь проклят Мирромар!

Клубы серо-бордовой взвеси словно взорвались изнутри и, как натолкнувшись на непреодолимую преграду, резко наползая друг на друга, вздыбились, завернули в сторону, противоположную направлению штурма. Нападение захлебнулось, атакующие отступали в панике.

Граф Зоргэн стоял на воротах Драгсхольма и смотрел, как армия, пришедшая завоевать его дом, ринулась в бегство.

Когда туман отступил достаточно и над башней вновь засияло голубое небо, он, так и не шелохнувшийся всё это время, устало вытер лоб, отстегнул пряжку плаща и скинул тяжёлый, с подбоем, шёлк вниз. Тот слетел алой, раненой, но живой, победившей птицей.

На площадь, держа готовые для боя волшебные палочки, ступили маги Поттеры и Малфой. За ними — отряд троллей и эльфов: по флангам — сосредоточенные Киллэ и Кричер, в арьергарде — Рупери, прикрывающий Пенки, всё время норовящую высунуться из-за его могучего плеча.

— Почему вы здесь? — Ким, нахмурившись, легко спрыгнул с ворот. Джеймс бросился к нему.

Чикки и Гребби, сообразив, что врагов не видно, поскидывали с себя кухонную амуницию и радостно запрыгали:

— Победа! Мы всех победили! Всем надрали задницы! Слава нам, слава!

Оторвавшись от губ супруга, граф Мормо укоризненно посмотрел на Поттера-старшего:

— Вы же обещали, что аппарируете с ними…

— Когда? Я тебе ничего не обещал, ты что-то путаешь, сынок. И потом, посмотрел бы я, кто смог бы утащить с поля боя этих двух защитников твоего вампирского величества.

Гарри так сильно хотелось последовать примеру Джейми и Кима, без смущения целующихся на глазах у отпускающих сальные, но беззлобные шуточки троллей, что он сделал шаг к счастливо жмурящемуся на солнце Саю и обнял его за плечо. Тот просто взял Гарри за запястье — в уши ударило вихрем трансгрессии.

Вообще-то Сольвай ничего такого не планировал. По наитию, поддавшись — разрешив себе поддаться — накатившему восторгу и взорвавшемуся внутри желанию (так долго сдерживался — вот и рвануло с мощью урановой четырёхтонки!), вцепившись в своего Поттера, он махнул в первое всплывшее в памяти знакомое тихое место, расположенное поблизости. Сообразил, что прыгнуть с живым грузом до Сталкера сил и опыта может не хватить, на размышления времени не нашлось, вот и аппарировал в Копенгаген, в депо, где раньше работал Джимми, в комнатку над часто пустовавшими бытовками ремонтников, когда-то служившую Мотылькам укромным убежищем. Но не зря трансгрессия, да ещё и через водные пространства, слывёт сложнейшей областью магического искусства: с направления на восток не достаточно тренированного в аппарации юного, слишком самонадеянного мага тут же мощной энергией северного пролива втянуло в «кошачью дверь» (2). Поттер, которого тащили на буксире, почувствовал неладное — уж очень жадно Каттегат заглатывал их — и успел взмахнуть волшебной палочкой.

Миль сто их несло ровно на запад, в неизвестность, каждая миля — удар сердца… двух сердец, бьющихся почти в унисон. Сердце Скорпиуса каждый раз чуточку торопилось и подавало сигнал жизни на долю мгновения раньше, а Гаррино тут же пускалось догонять…

Один общий рывок как бы спаял их вместе. А вот в каком именно месте они очутились, сообразить сразу не удалось. Скорпи, вроде бы даже не проникшийся грозившей им опасностью, уже целовал Гарри — и тот, собиравшийся отчитать рискованного мальчишку, с секундной задержкой начал отвечать. Да что там отвечать — адреналин хлестал кнутом по нервам, сердце билось в припадке, ожигая всё тело почти буквально. И ничего не было важнее и желаннее в этот миг, чем губы любимого... Даже свалившаяся прямо на голову коробка с чем-то не особенно тяжелым, не отвлекла слившуюся в любовном клинче пару.

Треснуло, мягко упало — и шквал застучал по плечам. Защекотало, посыпалось веселыми бусинами по полу.

— Рождество! — на выдохе выстонал Скорпи. — Добрый знак!

— Где мы? — Гарри пытался держать в руке волшебную палочку, но она мешала гладить и обнимать.

— Знакомое место. — Улыбаясь с пьяной завороженностью, Скорпиус в удивлении широко распахнул глаза — Гарри ухнул в их глубину. — Ты — мёд, сладость, рай! Вот меня и швырнуло — это конфетный магазин в Силькеборг, узнаю, тут Мати бантики к шоколадным сердечкам клеила. Смотри, конфетки-то мои любимые — Гляссе ноэль! Гарь, чудо!

— Это ты чудо, Сайка! — эти слова Поттер выдал хрипло и с таким мученическим выражением лица, что Скорпи даже побледнел от тревоги. Но его впечатало в мягкую, обмотанную плёнкой стену картонных упаковок, подняло от пола, футболка слетела через голову, между резко раздвинутых ног вдавилось горячим и крепким.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
После банкета
После банкета

Немолодая, роскошная, независимая и непосредственная Кадзу, хозяйка ресторана, куда ходят политики-консерваторы, влюбляется в стареющего бывшего дипломата Ногути, утонченного сторонника реформ, и становится его женой. Что может пойти не так? Если бывший дипломат возвращается в политику, вняв призывам не самой популярной партии, – примерно все. Неразборчивость в средствах против моральной чистоты, верность мужу против верности принципам – когда политическое оборачивается личным, семья превращается в поле битвы, жертвой рискует стать любовь, а угроза потери независимости может оказаться страшнее грядущего одиночества.Юкио Мисима (1925–1970) – звезда литературы XX века, самый читаемый в мире японский автор, обладатель блистательного таланта, прославившийся как своими работами широчайшего диапазона и разнообразия жанров (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и ошеломительной биографией (одержимость бодибилдингом, крайне правые политические взгляды, харакири после неудачной попытки монархического переворота). В «После банкета» (1960) Мисима хотел показать, как развивается, преображается, искажается и подрывается любовь под действием политики, и в японских политических и светских кругах публикация вызвала большой скандал. Бывший министр иностранных дел Хатиро Арита, узнавший в Ногути себя, подал на Мисиму в суд за нарушение права на частную жизнь, и этот процесс – первое в Японии дело о писательской свободе слова – Мисима проиграл, что, по мнению некоторых критиков, убило на корню злободневную японскую сатиру как жанр.Впервые на русском!

Юкио Мисима

Проза / Прочее / Зарубежная классика