Читаем Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ) полностью

— Думайте! — Гарри вышел вперёд. На графа Зоргэна было больно смотреть — того пожирало отчаяние. — Нельзя сдаваться. Ну, думайте же! Что может заменить свет луны? — Он сам судорожно пытался сообразить, чего бы эдакого наколдовать…

— Адское пламя, нет? Поставить зеркала и поймать лунный свет? — предложил сын.

— Без расчётов на это потребуется несколько часов.

— Пробраться в гору Манлин… Там… — пытался что-то прикинуть Ким, будто прислушиваясь к внутреннему голосу.

— Альмандин! — выкрикнул Сай, показывая на руку Поттера-среднего. — Кольцо Кима. Библейский Ной зажигал его на ковчеге ночами. Луна — это то, что светит в ночи вместо солнца? И альмандин тоже. Попробуем?

Джеймс тут же потрогал на пальце перстень:

— И что с ним сделать? Посветить на него Люмусом? Какой-то луч направить? Как луну-то сделать?

— Если бы было два альмандина…

— Есть два! — раздалось от люка в полу. — Ох, и высоченько туточки у вас.

Выбравшись с помощью младших эльфов, едва дышащий старикан передал Пенки небольшой тёмный булыжник. Она с благоговением и поклоном поднесла сокровище Джеймсу.

Но тот не взял, а, срывая ногти, разогнул золотую коронку Кольца Мартелла Каллистрата — древнего предка рода Зоргэн — и вручил Пенки гранатовый кабошон, показал ей и Кричеру, где им нужно встать и как держать камни, чтобы свет солнца отражался под нужным углом.

Однако ничего не вышло — эльфы оказались слишком низенькие: Пенки, лишь очень высоко подпрыгивая, могла на мгновение подставить альмандин солнцу. Тогда ловкие братцы, кивнув друг на друга, как цирковые акробаты образовали пирамиду: нижний, Гребби, пригнулся и растопырился, крепко упершись лапами в выступы гранитных плит.

— Деда, сигай!

Кричер крякнул, задрал наволочку и, прижимая свой камень подбородком к груди, полез на плечи младших эльфов. Один альмандин занял в пространстве требуемое место. Второй, переданный ему Пенки, держал на вытянутой руке Гарри.

Два розовых луча от альмандинов прыгнули в бойницы и встретились в одной точке неба; на перекрестье слабым, но заметным белым контуром повисла сфера, и правда похожая на луну.

Ким и Джеймс встали в центр алтаря, Сольвай, погрев над факелом, водрузил им на головы железные обода.

Наклонившись над чашей, Ким выпил глоток и подозвал Джейми. Зажав нос, тот пригубил кровь. Сморщился, но заставил себя проглотить. Горло приятно обожгло… Захотелось ещё…

— Чего говорить-то? — растерялся Сванхиль. — А, ладно. Властью, данной мне… Блин… Силой восьми стихий и кровью вашей и ваших предков, при свидетелях венчаю вас. На вечное соединение, любовь и верность. Аминь. Ой. Объявляю вас супругами. Упырь, ну и подстава! Хоть бы слова на бумажке написал!

— И что теперь? — заволновался Джей Эс. — Мы супруги или нет?

В башне стало темно — туман проглотил небо. Послышался шёпот сотен голосов, нарастающий, крепнущий, сливающийся в рёв рвущегося в атаку войска.

— Нужна какая-то печать для ритуала! — сообразил Гарри. — Целуйтесь, черти!

Ким замешкался, но Джеймс сам притянул его и впился в ледяные губы супруга своими, пылающими, будто в лихорадке.

— Давай, Гуль! — подбодрил Сай.

— Смотрел ба и смотрел, сосутся-то как старательно! — снижая пафос момента, шамкнул Киллэ, умильно сложив брякнувшие стальными поручами лапы. — Тока перстенек-то с дырочкой. — И, трагически понизив голос, обглядел остальных свидетелей сцены, прошептал: — Невеста, видать, не целка. Непорядок!

— Ну так мы камушек-то подороже выкопаем. Стыд прикрыть! — поддакнул толстый Брумн.

— Вот сволочи брехливые! — Джеймс разозлился, и, отпрянув от заулыбавшегося Кима, собирался уже продолжить гневную тираду, но его неожиданно перебил отец:

— Ну что ж, верно: любишь Гуля — люби его тролля.

— Па! И ты туда же, не смешно! — новоиспечённый супруг графа Зоргэна не знал, обижаться или поддержать общий настрой. — Так вас, чертей, отлюблю!

— Не горюй, малец, — подмигнул Киллэ, — ekteskapet er en god ting, det viktigste а leve i et godt ekteskap. — И сам же перевёл: — Замуж не напасть, кабы замужем не пропасть… Ну и нам всем шоб повезло! Наступают, однако!

Поднялся вихрь. Всё затрещало вокруг, пол заходил ходуном, башня накренилась. Невидимая, но мощная сила, наконец сломив преграды сдерживающего заклинания графини Зоргэн, пошла на штурм.

— Гарри, вы обещали! — бросил Ким и размытой тенью метнулся вверх. — Спасайтесь! Я их задержу!

Он обратился чёрной молнией и вылетел в самую верхнюю, расположенную под крышей, бойницу.

Сбивая шлемы с голов врагов и калеча не успевших пригнуться, Глава Северного клана, хозяин Драгсхольма Ким Лейф Мормо Мартинсен пронёсся над армией Непокорных к Gate ryttere — центральным воротам замка. И встал на замыкающий арку, стесанный ромбом камень, как на нос корабля. В полный рост. За его спиной развевался алый плащ, угольно-чёрные длинные пряди волос трепал сильный ветер; он был безоружен, но каждый голодный вампир, рвавшийся к стенам Драгсхольма, увидел в блестящих альмандинами глазах молодого графа свою смерть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
После банкета
После банкета

Немолодая, роскошная, независимая и непосредственная Кадзу, хозяйка ресторана, куда ходят политики-консерваторы, влюбляется в стареющего бывшего дипломата Ногути, утонченного сторонника реформ, и становится его женой. Что может пойти не так? Если бывший дипломат возвращается в политику, вняв призывам не самой популярной партии, – примерно все. Неразборчивость в средствах против моральной чистоты, верность мужу против верности принципам – когда политическое оборачивается личным, семья превращается в поле битвы, жертвой рискует стать любовь, а угроза потери независимости может оказаться страшнее грядущего одиночества.Юкио Мисима (1925–1970) – звезда литературы XX века, самый читаемый в мире японский автор, обладатель блистательного таланта, прославившийся как своими работами широчайшего диапазона и разнообразия жанров (романы, пьесы, рассказы, эссе), так и ошеломительной биографией (одержимость бодибилдингом, крайне правые политические взгляды, харакири после неудачной попытки монархического переворота). В «После банкета» (1960) Мисима хотел показать, как развивается, преображается, искажается и подрывается любовь под действием политики, и в японских политических и светских кругах публикация вызвала большой скандал. Бывший министр иностранных дел Хатиро Арита, узнавший в Ногути себя, подал на Мисиму в суд за нарушение права на частную жизнь, и этот процесс – первое в Японии дело о писательской свободе слова – Мисима проиграл, что, по мнению некоторых критиков, убило на корню злободневную японскую сатиру как жанр.Впервые на русском!

Юкио Мисима

Проза / Прочее / Зарубежная классика