Кровь бедняка. Толкование общих мест. Душа Наполеона

И разумеется, они правы, ибо логика Общих мест непреложна. Раз Бог не требует столько, то, как неизбежное следствие этого, Он вынужден требовать все меньше и меньше и в конце концов вовсе отказаться от требований. Впрочем, что я говорю? Даже если предположить, что от самого Бога в этом случае что–то останется, в самом скором времени Он неизбежно будет вынужден пожелать, чтобы все мы уподобились свиньям, а последние угольки Своего гнева низвергнуть на праведников и мучеников.

Буржуа, кстати, достойны восхищения уже потому, что сами еще не превратились в богов. Ведь на самом деле требовать могут только они. Только им принадлежит это святое право, и не приходится сомневаться, что в тот день, когда они потребуют слишком многого, у них зародится мысль, что, в сущности, они недостаточно требовательны…

— Ну а я требую ваши шкуры, скоты! — скажет им Некто.

II Нет ничего абсолютного

Неизбежное следствие предыдущего общего места. Большинство моих сверстников все свое детство только его и слышали. И каждый раз, когда, опьяненные отвращением, мы искали трамплин, чтобы улизнуть, воспарив и изблевав эту гадость, перед нами возникал Буржуа, вооружённый сей молнией.

Ну и естественно, нам приходилось возвращаться в лоно полезной Относительности и благоразумной Помойки.

Впрочем, следует признать, что почти все, к счастью, сумели к ним приспособиться, в свою очередь превратившись в олимпийцев.

А ведомо ли им, любителям скверного нектара, что нет ничего более дерзкого, как пытаться отменить Непреложное, и это влечет за собой обязанность уподобиться Творцу нового и новой земли?

Очевидно, если клянешься честью, что «нет ничего абсолютного», тем самым и правила арифметики перестают быть непреложными, и вот уже неуверенность парит над самыми неоспоримыми законами элементарной геометрии. И тут же возникает сомнение: что же лучше — зарезать своего отца или нет? Владеть двадцатью пятью сантимами или семьюдесятью четырьмя миллионами, получать пинки в зад или основать династию?

В конце концов все тождества рушатся. Уже нельзя (читать абсолютной истиной, что вот этот часовщик, родившийся в 1859 году к вящей радости своего семейства, ныне достиг сорока трех лет и что он не приходится дедушкой этому старейшему из наших высокопоставленных вралей, порожденному во времена возвращения Наполеона. Точно так же как было бы слишком дерзновенно утверждать, что клоп всего лишь клоп и не вправе претендовать ни на герб, ни на высокое звание.

И приходится согласиться с тем, что подобные обстоятельства налагают обязанность сотворить мир.

IV Больницы — не для собак

Надо ли говорить, что это — антифраза? Чудный, никогда не унывающий Буржуа обожает эту греческую форму составной провербиальной глоссы. Нам еще не раз придется это отметить.

Следовательно, нужно уверенно читать: «Больницы созданы для собак». Этот истинный смысл Буржуа изрекает подобно самому Богу. Обыкновенные люди не сумели бы так хорошо выразиться.

Откроем «Sylva allegoriarum» брата Иеронимуса Лоретуса — высоконаучный труд, изданный в Лионе ин–фолио в 1622 году на средства Бартелеми Винсена под знаком Победы, — и вот что мы найдем в разделе «Canis»: «Собака — животное на службе у человека, призванное радовать его своим обществом и привязанностью. Лает на чужих. Животное нечистое, свирепое и крайне похотливое. Охраняет стадо и охотится на волков. Прожорлива, плотоядна и возвращается на свою блевотину». Современная наука, которой род человеческий обязан великим множеством полезных открытий, также полагает, что собака четверонога и не обладает даром членораздельной речи. Здесь было бы неуместно останавливаться на этих гипотезах. Впрочем, хорошо известно, что собака собаке рознь.

Та собака, для которой созданы больницы, — животное плотоядное, нечистое, хищное, состарившееся или больное, чье общество перестало доставлять удовольствие, уже неспособное на ярость, у которого не хватает сил даже залаять, так что теперь стаду приходится охранять его от волчьих зубов.

Для кого же еще, спрашиваю я вас, созданы эти достойные восхищения убежища, где с таким комфортом можно подохнуть на руках Общественного призрения? Истинная, единственная и подлинная собака — та (независимо от числа лап и силы укуса), которая более не может быть полезной. Исключительно ради неё трудится Бюрократическая волчица с крючковатыми сосцами, пьющая в свою очередь кровь умирающих. Так её и задумал благочестивый Буржуа.

Разве не он — Хозяин? Не он — Бог живых и мертвых? С тех пор как наполеоновский Кодекс присвоил ему чин распорядителя Иеговы, он никому не подсуден и творит, что ему угодно. А ему как раз и угодно быть добрым Боженькой псов.

V Бедность не порок

Еще одна антифраза. Не могли бы вы просветить меня, мой любезный домовладелец, что же в таком случае порок или преступление, если не бедность?