Мне кажется, я уже не раз говорил, что бедность — это единственный порок, настоящий грех, невообразимая мерзость, непоправимое и совершенно особое злодеяние. Ведь вы так и думаете, дражайшие твари, присвоившие себе право судить всех и вся?
Итак, настало время заявить: бедность столь постыдна, что признаваться в ней есть крайняя степень цинизма или же последний вопль отчаявшейся души, и нет кары, способной её искупить.
Человеку
Нищета — это страшное богохульство и святотатство, невыразимый ужас, перед которым разом меркнут и звезды, и словари.
Как же неверно мы толкуем Евангелие! Когда мы читаем, что «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, чем богатому войти в Царствие Божие», поистине нужно быть слепым, чтобы не заметить, что в действительности это изречение исключает из Царства Божьего только верблюда, ибо все богачи без исключения определенно восседают на золотых стульях в Раю, а следовательно и впрямь не могут войти туда, где они пребывают от века! А протискиваться в райские врата и устраиваться как бог даст — удел верблюдов. Так что не о чем и беспокоиться.
Это Общее место более всех других свидетельствует о высочайшей стыдливости Буржуа. Это покров, который он в простоте своей набрасывает на страшнейшую язву человечества с блаженной улыбкой лакея на устах.
Не–о–спо–ри-мо. И это настолько верно, что, когда денег нет, приходится отбирать их у других. Впрочем, это можно делать на вполне законных основаниях.
— Я никого не принуждаю, — любезно замечает ростовщик, берущий сто пятьдесят процентов, — но я ведь тоже рискую, а
Жить без денег для этого праведника столь же немыслимо, как для отшельника из Фиваиды жить без Бога. И оба эти жизнелюба по–своему правы, поскольку стремятся они к одному и тому же; цель их в некоем сокровенном смысле тождественна.
Когда уже вполне доказано, что невозможно жить без пищи, к чему доказывать жизненную необходимость денег? «
А что еще, как не деньги, можно поедать? Есть ли в мире еще что–то съедобное?
Ведь ясно как день, что деньги — это как раз и есть Бог, желающий, чтобы Его ели, единственный, кто дает жизнь, хлеб животворящий, хлеб спасающий, пшеница избранных, пища ангелов, но в то же время манна глубоко скрытая, которую тщетно ищут бедняки.
Буржуа — настоящий всезнайка, но этой тайны ему не постичь. Правда и то, что смысл слова «жить» ему неясен, ибо деньги, без которых, по его великодушному утверждению, жить нельзя, для него действительно вопрос
Впрочем, неважно, он ими владеет, а это главное. Если не проест их сам, другие доедят после него, это уж точно.
Но когда он изрекает эти грозные слова, рискну утверждать, что он ничуть не похож на настоящего пророка и не станет отстаивать Бога
Из всех Общих мест, обычно столь почитаемых и непререкаемых, это, пожалуй, самое весомое и самое величественное, сердцевина Общих мест, ключевое слово века. Но в него нужно вникнуть, а это дано не всем. Скажем, попы или художники его понимают превратно. Те же, кого по старинке называют героями, а то и святыми, и вовсе не способны его понять.
Дело спасения, дела духовные, дела чести, дела государственные, даже дела судебные — все эти дела могут быть еще чем–то, в отличие от тех Дел, которые могут быть лишь Делами без всяких определений.
Заниматься Делами — значит приобщиться к Абсолюту. Совершенный деловой человек — это столпник, который никогда не сойдет со своего столпа. Все его мысли, чувства, глаза, уши, нос, вкус, осязание и пищеварение устремлены исключительно к Делам. Деловой человек не знает ни отца, ни матери, ни дяди, ни тети, ни жены, ни детей, ни красоты, ни уродства, ни чистого, ни грязного, ни горячего, ни холодного, ни Бога, ни черта. Ему глубоко наплевать на литературу, искусство, науки, историю, законы. Все, что он знает и умеет — это Дела.
— У вас в Париже — Сент–Шанель и Лувр, а вот мы в Чикаго забиваем восемьдесят тысяч свиней в день!..
Тот, кто так говорит, — истинно деловой человек. Впрочем, есть люди еще более деловые, к примеру торговцы свининой, а их, в свою очередь, превосходят проникновенные посредники, отравившие все европейские рынки.