Кровь боярина Кучки

- Не голос внутри себя надо слушать, - сосредоточиваясь, вымолвил он, - а смотреть на расположение жертвенных костей. Не могу тебе всего объяснить, а скажу одно: жертвенные кости расположились плохо, предстоящий поход не принесёт счастья бродникам.

Фёдор, взяв Рода под руку, повёл его от чёрного идола к Букаловой келье.

- Не гневайся на меня, поробче[356], ты пращуровой вере изменник, и не тебе знать волю Сварога.

Юноша, опустив голову, замолчал.

В келье все было, как при Букале.

- Кроме меня, сюда никто нитечку не сыщет, - похвалился Фёдор.

По-хозяйски он развёл огонь в очаге, выставил миски с сочивом[357] на скоблёный стол.

- Есть у меня медок, не княжой, не боярский - братский! Да в келье трезвенника не выпьешь, - вздохнул атаман.

Доверительной беседы хватило им на весь день до вечера.

Перед тем как взлезть на полати, друг и почитатель Букала ненадолго покинул келью, а вернулся с глиняным сосудом в бережных руках. Острием охотничьего ножа он осторожно снял с пробки накипь и покрыл сосуд. Род, думая о своём, почти не обращал на него внимания.

И вдруг Фёдор предложил:

- Не желаешь ли пособоровать с приёмным отцом?

Сдержанный лесовик на этот раз рассердился:

- Что за неуместные глумы?

- Вовсе и не глумы, - прищурился атаман, тихо вытряхивая из глиняного горла берестяной свиток. - В последнюю нашу встречу Букал завещал мне вот это… Наказал беречь как зеницу ока и передать тебе из рук в руки. Здесь его отцовский наказ своему блудному сыну. Оба вы грамотные. Он накалякал, ты разберёшь. Думаю, поймёшь что к чему. А я лезу на опочив. Выполнил завещание, сбросил камень с души.

Род, онемевший от неожиданности, долго не притрагивался к священной для него епистолии[358], наблюдая, как мощная задница бродника углублялась в сумрак полатей. Лишь когда богатырский храп всколыхнул огонёк светца, выращенник Букала тихо расправил на столе тонкий берестяной свиток. Хорошо придумал Дурной сохранить завещание старца в глиняном сосуде под печатью. Сберегал не только от алчных рук, от огня и воды.

«Сыне! - обращался с последним словом к юному Роду старый Букал. - Со скорбной тугой душевной зрю твою жизнь до конца. Он ещё нескор. Завещаю тебе двенадцать заповедей, не до иных прочих, а токмо до тебя касающихся. Исполнишь каждую - и доживёшь до предела своего попригожу. Чти со вниманием и соображай. Не всё враз, сообразуясь с дальнейшими обстоятельствами. Итак.

Первая заповедь: не служи врагу…»

Едва начав, читающий тяжело задумался. Ведь он-то только и делал до сей поры, что служил врагам. К врагу Кучке даже попал в сыновья. С врагами-бродниками участвовал в их ловитвах. У врага хана Тугоркана обихаживал табуны. Северского князя Ольговича, хотя к врагам не причтёшь, к друзьям тоже не причислишь. Зубр овну не великий друг. А вот Суздальский Гюргий - истинный враг. По его изволу Кучковы люди истребляли семью Жилотугов. Грешник боярин перед смертью это признал. Зато сам Гюргий ухом не повёл в ответ на смелое обличение Рода. До чего же умеют великие мира сего знать не знать, ведать не ведать о собственных злодеяниях! А как быстро отослал пылкий властелин Петрока на ужасную казнь! Хотя ещё о многом-премногом с помощью юного волхва хотелось проведать князю от этого глазуна, так долго и тайно делившего с ним одну женщину. Однако Род видел по его маленьким глазам, как боится князь: а вдруг ведалец вздумает дальше выведывать про злодейство осьмнадцатилетней давности?

Захотелось поскорей дух перевести и продолжить чтение.

«Вторая заповедь: одолевай без крови…»

До сих пор этот Букалов наказ, переданный не устами и не письмом, а сердцем, выполнялся юношей несовратно. Ни одна мыслящая и движущаяся плоть не потеряла жизни от его рук. Гибель злодеев Ждана н Кисляка произошла не по его воле.

«Третья заповедь: не искушай любви разлукой…»

Ах, вестимо, кого имел в виду мудрый Букал! На три года лишённая мужской опоры Улита! Теперь отнятая, потерянная… Бейся о вековые деревья лбом, кричи, что не виноват!

«Четвертая заповедь: выяви ложь на конце меча…»

Долго мудрствовал над этой строкой уставший скиталец и не нашёл подходящего объяснения такому странному Букалову повелению.

«Пятая заповедь: береги одиночество…»

Он уже его не сберёг и сполна поплатился за это. Теперь новая возможность скоротать жизнь с собою наедине, ни с кем не делить судьбу. Подчинится ли он бессрочному узничеству?

Покинув келью, Род окунулся в лесную черноту ночи… Тут же и возвратился. Нет, он не хочет видеть Улиту издалека, желает хоть на мгновение оказаться рядом, выслушать её, а уж после - на щите или под щитом.

«Шестая заповедь: ненавидящего спаси…»

Кто его ненавидит не тяготящей, а раздавливающей ненавистью? Род морщился, напрягая память, и ещё не назвал такого.

«Седьмая заповедь: обнятого остерегайся…»

Кого он обнимал? Друга-берендея Чекмана? Его ли остерегаться? Род отложил размышления над этой строкой на будущее.

«Восьмая заповедь: не гаси чужого костра…»