Кровь и сахар

Всех рабов вывели на палубу, чтобы осмотреть. Моряки нервничали и жестоко били кнутами всех, кто медленно шел или бросал на них взгляд, который им не нравился. Капитан сидел в стороне, курил трубку и смотрел, как маму обвили веревками и подняли в воздух. Я пыталась дотянуться до нее, но упала, запутавшись в цепях, и меня высекли. Я кричала и кричала, чтобы не слышать крики мамы, когда Светловолосый Дьявол прибивал ее гвоздями к мачте. Она продержалась там почти два дня – на палящем солнце, с раскинутыми в стороны руками, словно умирающая птица или темный ангел на носу корабля. Ее крики, просьбы дать ей воды становились слабее, пока не прекратились совсем. Затем моряки перерезали веревки и выбросили ее за борт.

Сизар Джон встретился со мной взглядом. Даже ему явно было не по себе.

– А на следующий день началась жажда, – очень тихо произнесла Синнэмон.

…В первый день рабов, как обычно, привели на палубу, накормили, но не помыли. Еда была та же, но воды дали в два раза меньше. Они просили еще, но их избили. На второй день норму воды сократили еще в два раза.

К шестому дню рабы на нижней палубе начали умирать. У Синнэмон кружилась голова, ее тошнило. У людей начались галлюцинации. Они мочились коричневой мочой или не мочились вообще. Некоторые падали на пол и сотрясались в конвульсиях, пока не умирали прямо на глазах. Моряки выбрасывали их тела за борт.

– На восьмой день, когда нас вывели на палубу, тип с вытянутой физиономией прошелся по рядам рабов и выбрал самых больных. Я думала, что им дадут больше воды, и пожалела, что не притворилась, будто чувствую себя хуже, чем на самом деле. А потом они потащили первого раба к борту. Когда он понял, что с ним собираются делать, он начал сопротивляться. Им пришлось сломать ему пальцы дубинкой, чтобы он разжал их. Я помню, как он кричал, когда падал. Он ударился о поверхность воды и исчез, но я увидела, что потом он всплыл. Он плыл за кораблем почти шесть часов. В тот день они убили тридцать двух мужчин, шестнадцать женщин и двоих детей. Через два дня они убили еще семьдесят человек.

Я не хотел, чтобы Синнэмон продолжала говорить. Судя по виду Сизара Джона, не хотел и он. Он уставился в одну точку на стене. Синнэмон продолжала смотреть на огонь. Затем она заговорила снова:

– К двенадцатому дню мой живот вздулся, и я перестала мочиться. Мне часто снилась мама, и иногда, уже открыв глаза, я видела ее лицо. Я знала, что этого не может быть – ведь я видела, как ее убили. Я начала подозревать, что умираю. Когда нас в следующий раз вывели на палубу, тип с вытянутым лицом выбрал меня. Они убили пятнадцать рабов перед тем, как дошли до меня. Я хотела сопротивляться, но у меня не осталось сил. Мои ноги подкосились, и один из мужчин подхватил меня. У меня горели легкие, воздух как будто мерцал. Я видела на палубе существ с рогами, бивнями и золотыми глазами. Глядя на рабов в воде внизу, я видела морских чудовищ и русалок. Из воды выпрыгнул дельфин, он казался серебристым на солнце. Мысленно я уже была мертва. Затем я услышала голос капитана: «Не эту. Она моя. Она должна была получать дополнительный паек. Я не позволю себя обманывать, Брэбэзон». – «Разве мы не вместе в этом деле? Мы договорились: всех самых слабых рабов». – «Никто ничего не говорил про моих рабов. Отведи ее вниз и положи вместе с остальными моими. Дай ей воды. Она потянет на пятьдесят гиней, если найти подходящего покупателя». Они гневно смотрели друг на друга. «Сможешь устанавливать свои собственные правила, когда будешь командовать собственным кораблем».

Я слушал, пытаясь найти в ее рассказе хоть что-то, что можно было бы предъявить экипажу. Но это не подходило. Вогэн пытался защитить свою собственность за счет других рабов, это ничего не значит. Это не доказательство мошенничества.

– Продолжай, – мягко попросил я.

– На тринадцатый день, когда нас вывели на палубу, меня держали отдельно от остальных, вместе с еще пятью рабами, которые принадлежали капитану. К тому времени больше половины рабов бросили за борт. Дополнительной нормы воды мне не хватило, чтобы остановить галлюцинации. В бадьях с едой я видела маленьких африканцев, тонущих в пюре из фасоли. Я подняла голову к небу, оно уже не было голубым. Оно стало черным, словно разозлились даппи. Среди туч я видела лица мамы и моих предков. Потом я посмотрела на палубу и увидела, как прямо передо мной из ниоткуда появилась монета. Рядом появилась еще одна и еще. Я подумала, что, если соберу их все, у меня может быть достаточно, чтобы выкупить свою свободу. Я попыталась поднять одну монетку, но она растворилась в моих пальцах. Затем я поняла, что монетки падают с неба.

Все мое тело напряглось, когда я понял, что она только что сказала. Боже праведный, вот оно.

– Ты хочешь сказать, что на тринадцатый день пошел дождь? – Я говорил очень напряженным тоном. – Как долго он шел?

– День и ночь. Мы слышали его на нижней палубе. Это плакали наши предки. Я тоже хотела плакать, но слез не осталось.

Сизар Джон увидел, как изменилось выражение моего лица, но, похоже, ничего не понял.